ОГЭ 2021 (задание 8)

(1)— Бим! Бим! — закричал Толик и открыл дверь. (2)— Бим, милый Бим, Бимка! — (3)И обнял его.

(4)Бим лизал руки мальчика, курточку, домашние тапки и непрерывно смотрел ему в глаза. (5)Сколько было надежды, веры и любви во взоре собаки, перенёсшей столько испытаний!

(6)— Мама, мама, ты посмотри, какие у него глаза! (7)Человеческие! (8)Бимка, умный Бимка, нашёл сам. (9)Мама, сам нашёл меня...

(10)Но мама не проронила ни слова, пока друзья радовались встрече. (11)Когда же восторги улеглись, она сказала:
— Сейчас же прогони.

(12)— Не надо, мама, пожалуйста! — и заплакал. (13)Прозвенел музыкальный звонок. (14)Вошёл человек. (15)Он добрым, но усталым голосом спросил:

— Что у вас тут за крик? (16)Ты плачешь, Толик? — (17)Он снял пальто, разулся, надел тапки и, подойдя к мальчику с собакой, сказал: — Ну, что ты, дурачок? — и погладил Толика по голове, потрепал за ушко и Бима: — Ишь ты, собачка. (18)Смотри-ка, какая собачка...

(19)— Папа... Папа, он — хороший, Бим. (20)Не надо. (21)Мама теперь уже закричала:

— Вот так всегда! (22)Я одно говорю ему, а ты — другое; воспитание, называется! (23)Изуродуешь ребёнка! — (24)Она перешла на «вы»: — Будете локти кусать, Семён Петрович, да поздно.

(25)— Подожди, подожди, не кричи, спокойно,— и увёл её в дальнюю комнату, где она кричала ещё больше, а он её уговаривал.

(26)— Эх, мать, мать! — вздохнул Семён Петрович. (27)— Ни капли ты не представляешь, что такое тактика.

(28)— Провалитесь вы со своей тактикой, Семён Петрович!

(29)— Ну вот, опять за своё... (30)Надо же сделать с умом: и Толика не травмировать, и пса уволить.

(31)...Глубокой ночью Бим услышал шаги. (32)Он открыл глаза, не поднимая головы, и смотрел. (33)Папа тихонько подошёл к телефону, постоял, прислушался, потом взял трубку и полушёпотом сказал всего два слова:
— Машину, сейчас...

(34)Беспокойство окончательно овладело Бимом, когда подъехали к лесу и остановились. (35)Семён Петрович повёл Бима на верёвке в глубь леса, захватив с собой ружьё. (36) Шли вниз, в яр, освещая просеку фонариком; дорожка упёрлась в небольшую полянку, окружённую огромными дубами. (37)Тут Семён Петрович привязал Бима к дереву за верёвку, развернул узелок, вынул из него миску с мясом и поставил перед Бимом, не произнося ни единого слова. (38)И пошёл обратно.

(39)...А что же Толик? (40)Как он там, после того как проснулся утром?

(41)Он, ещё не одевшись, в нижнем бельишке, побежал к Биму и вдруг закричал:
— Мама, где Би-им?!

(42)Мама успокоила:
— Бим захотел в туалет, папа выпустил его, а он не вернулся. (43)Убежал. (44)Папа его звал, звал, а он убежал.

(45)— Папа! — заплакал Толик. (46)— Неправда, неправда, неправда? — (47)Он упал на кроватку, мальчик в нижнем бельишке, и кричал с укором, с мольбой, с надеждой на то, что это не так: — Неправда, неправда, неправда!

(48)Теперь стал утешать Семён Петрович:
— Придёт он, придёт... (49)А не придёт, так сами разыщем и возьмём его к себе. (50)Обязательно возьмём. (51) Найдём — собака не иголка.

(52)Толик перестал плакать и смотрел в одну точку. (53)Потом он глянул на родителей, вытирая слезы, и сказал твёрдо:
— Всё равно найду.

(54)...В тот вечер Семён Петрович уже не был спокойным и уверенным: сын подрастал и шёл мимо отца, а он, родной отец, не заметил этого в текучке. (55)Семён Петрович думал. (56)Он подошёл к жене, сел около нее и спросил тихо, примирительно и для неё неожиданно:
— А может быть, купим Толику хорошую собачку?..

(57)— Ох, не знаю, Семён, не знаю. (58)Давай купим, что ли.

(59)Конечно, Семён Петрович не учёл маленького обстоятельства, что дружба и доверие не покупаются и не продаются. (60)Не знал он и того, что Бима ему не найти, если бы он и захотел. (61)Но Бим, наш добрый Бим оставил след и в душе папы Толика. (62)Может быть, это был укор совести. (63)От неё никогда и никому не уйти, если она не похожа на идеальную прямую хворостину: такую можно согнуть в дугу и, отпустивши по желанию, выпрямить, как вам угодно. (64)Но Бим тревожил Семёна Петровича и ночью.

(По Г. Троепольскому*)
*Гавриил Николаевич Троепольский (1905—1995) — русский советский писатель,
драматург и сценарист.
Фрагмент взят из повести «Белый Бим, Черное ухо».

(1)Когда Вика прошла холл, то увидела свет на кухне, а также услышала разговор папы и мамы. (2)«Я не подслушиваю, я просто тихо иду по своим делам», — сказала она сама себе.

(3)— Ты представляешь, что такое переселить целый микрорайон? (4)А ведь рядом с заводом и частный сектор со своими огородами, курятниками, крольчатниками! — возмущалась мама.

(5)— Милая, это очень серьёзная корпорация, — спокойно ответил папа. (6)— Переселение микрорайона станет частью инвестиционного плана. (7)Частный сектор тоже переселим в новые дома. (8)Может, даже в проект этих домов будут включены индивидуаль­ные курятники и крольчатники.

(9)— Ну ладно, я рада за частный сектор. (10)А как жить остальному городу рядом с таким монстром?

(11)— Разумеется, проект предусматривает и фильтры, и другие системы защиты. (12)Иначе его бы просто не приняли... (13)Доча, ты не спишь?

(14)— Не сплю,— призналась дочь. (15)— Папа, что за монстр будет в городе? (16)И почему придётся переселять целый микрорайон?

(17)Родители переглянулись.

(18)— Нашему городу предстоят большие перемены, — наконец заговорил, подбирая слова, папа. (19)— В район приходит очень богатый инвестор. (20)Точнее, не в район, а в город. (21)Он собирается арендовать территорию АИЗа.

(22)— Правда?! — Вика чуть не заплясала. (23)— Значит, завод будет работать!

(24)Папа болезненно вздохнул.

(25)— Не совсем так, доча. (26)Сейчас, ты же знаешь, строится Новая Москва. (27)А мы относительно недалеко от неё. (28)Корпорация, занимающаяся утилизацией отходов, искала место для мусорного полигона и мусоросжигательного завода. (29)И решила, что Антоновск оптимален для размещения этих объектов.

(30)— Мусорный полигон,— недоуменно повторила Вика,— прямо в нашем городе? (31)А что будет с АИЗом?

(32)— Что-то останется и будет приспособлено, что-то снесут.

(33)— А что будет с городом? (34)Кто захочет жить рядом с огромной помойкой и с заводом, который производит только дым и золу?

(35)Вика и папа некоторое время молчали и глядели друг на друга. (36)Потом папа заговорил.

(37)— Дочка, ты спрашиваешь: «Кто захочет жить рядом с му­сорным полигоном?» (38)А ты не думала о том, кто захочет жить в нашем городе лет через десять или пятнадцать? (39)Наше прежнее градообразующее предприятие АИЗ уже таковым не является. (40) Мелких производств почти не осталось. (41)Ты смеёшься над балбесами, которые дурачатся и выкладывают клипы в Интернет, а ведь им больше совершенно нечем заняться.

(42)Вика молча слушала.

(43)— И ещё, пойми или хотя бы попытайся понять одну очень простую вещь. (44)Нашему городу очень повезло с властью. (45)Да, не смотри на меня так. (46)Во многих других городах администрация думала бы только о том, как больше получить самой, а мы думаем о людях. (47)Договор, который мы сейчас готовим, должен учесть интересы жителей. (48)Те, кто живёт рядом с будущим объектом, переедут в комфортабельные дома. (49)Появятся новые рабочие места, в первую очередь — для местных. (50)По сути, Антоновск получит новое градообразующее предприятие, такое же, как и АИЗ. (51)И появится стимул не уезжать из города.

(52)— Папа, — тихо спросила Вика, — а мы останемся в Антоновске?

(53)Юрий Андреевич немного смутился.

(54)— Видишь ли, дочка, тебе необходимо высшее образование, в Антоновске его не получить, а мы, наверное, не захотим расставаться с тобой надолго.

(55)— Понимаю, папа. (56)Разве это приятно, когда меня нет, а мусорный завод есть. (57)Папа, у меня к тебе последний вопрос. (58)Скажите, зачем вы так поступили? (59)3ачем задали нам это сочинение: «Почему я никогда не уеду из Антоновска», а сами строите завод и хотите уехать?

(60)— Кто — мы? — растерянно посмотрел на неё папа.

(61)— Взрослые. (62)Не все взрослые, а те, кто принимает ре­шения.

(63)Папа схватился за голову. (64)Вике послышалось, как он шепчет: «Это не я придумал!» (65)Но потом решил, что сказать так было бы просто малодушно.

(66)— Дочка, когда ты вырастешь, то поймёшь некоторые вещи. (67)Тот, кто задал сочинение, не хотел вас обмануть. (68)И тот, кто сейчас договаривается о строительстве мусорного завода, тоже не хочет никого обмануть. (69) Всё вместе это правда.

(70)— А в школе нас учили, что, когда так поступают, это называется обман!

(71)— Через несколько лет ты не будешь учиться в школе, — тихо сказал папа. (72)— Когда я узнал об этом инвестиционном плане, я думал о тебе, о твоём будущем.

(73)Казалось, Вика опять сорвётся, но сдержалась, лишь смахнула пару слезинок.

(По М. Логинову*)
* Михаил Валентинович Логинов (род. в 1966 г.) — писатель, политтехнолог,
журналист ежедневной общественно-политической газеты «Невское время».
Фрагмент взят из повести «Ключ от города Антоновска».

(1)— Минька, вот травка выползла, зелёненькая, умытая. (2)Почему она такая умытая, Минька? (3)Она же из грязной земли выползла. (4)Из земли, Минька! (5)Из мокроты! (6)На солнце!

(7)Ей тепло, ей вкусно... (8)Она же солнечные лучи пьёт. (9)Растения солнцем питаются. (10)Лучи им как молоко... (11)Ты оглянись, Минька, ты только оглянись! (12)Всё на земле шевелится, даже мёртвое... (13)Вон этот камень, Минька, он старик. (14)Он давно, давно скалой был. (15)Скала-то рассыпалась на камни, Минька... (16)А потом льды тут были, вечные, они ползали и камни за собой таскали. (17)Этот камень издали к нам притащен. (18)Он самый старый в посёлке, всех людей старше, всех деревьев. (19)У него, Минька, долгая жизнь была, но скучная. (20)Ух какая скучная! (21)Ему же всё равно — что зима, что лето; мороз или тепло...

(22)Свершилось! (23)Впереди шла Римка Братенева — вязаная шапочка, кусочек обнажённой шеи под ней. (24)И тесное, выгоревшее коричневое пальто, и длинные ноги — походочка с ленцой, разомлевшая. (25)В самой Римкиной походке, обычно летящей, чувствуется слишком щедрое солнце, заставляющее сверкать и зеленеть землю, вызывающее ленивую истому в теле. (26)Дюшке не до истомы. (27)Шла впереди Римка в стайке, средь других девчонок, и счастье не умещалось в теле. (28)Дюшка легко нёс тяжёлый портфель, потому что он не боялся встречи с Санькой и ничто сейчас не омрачало его счастья. (29)Дюшка говорил, говорил, слова сами лились из него, славя траву и влажную землю, лучи солнца и угрюмый валун при дороге.

(30)— Минь-ка-а! — Дюшку захлёстывала нежность к товарищу.

(31)— Это хорошо, что мы родились! (32)Взяли да вдруг родились... (33)И растём, и всё видим! (34)Хорошо жить, Минька!..

(35)Шла впереди Римка Братенева, девчонка в вязаной шапочке, от неё накалялся белый свет, от неё горел Дюшка. (36)Он говорил, говорил, словно пел, и не мог с собой справиться. (37)Песнь траве, песнь солнцу, песнь весне и жизни, песнь благородной ненависти к тем, кто мешает жить.

(38)— Вон кран стоит, он мне вроде брата, Минька, потому что поставлен отцом. (39)Я отца, Минька, люблю, он, увидишь, ещё такое завернёт здесь, в посёлке, — ахнут все! (40)И мать у меня, Минька, хорошая. (41)Она людям умирать не даёт. (42)Сама, Минька, устаёт, ночей не спит, чтобы другие жили. (43)Это же хорошо, скажи, что нет? (44)Хорошо уставать, чтоб другие жили. (45)Правда, Минька?.. (46)Минька, что с тобой... (47)Минь-ка!

(48)Дюшка только сейчас заметил, что по щекам Миньки текут слёзы. (49)Идёт, спотыкается и плачет, и лицо у него какое-то серое, с выступающими сквозь кожу голодными косточками.

(50)— Минька, ты что?..

(51)И Минька сорвался, сгибаясь под ранцем, дёргающимся скоком побежал прочь от счастливого Дюшки.

(52)— Ми-и-нь-ка!

(53)Минька не обернулся. (54)Дюшка остановился в растерянности.

(55)3емля вокруг была ослепительно-рыжей. (56)Удалялась вместе с девчонками Римка Братенева — вязаная шапочка в компании цветных платочков, беретов, других вязаных шапочек.

(57)И стало стыдно, что был так неумеренно счастлив. (58)И недоумение: чем же он всё-таки мог обидеть Миньку?

(59)Солнце обливало рыжую, по-весеннему ещё обнажённую землю. (60)Дюшка стоял среди горячего, светлого, праздничного мира, не подозревая, что мир играет с ним в перевертыши.

(По В. Тендрякову*)
* Владимир Фёдорович Тендряков (1923—1984) — русский и советский писатель.
Фрагмент взят из повести «Весенние перевертыши».

(1)Утром Дюшка рано проснулся с кипучим чувством — скорей, скорей! (2)Едва хватило сил позавтракать под воркотню Климовны, схватил свой портфель — и на улицу.

(3)Но пуста улица, по ней лишь гуляют прилетевшие из дальних стран грачи. (4)Надо ждать, но это трудно, и скоро на улице появятся прохожие, станут подозрительно коситься: а почему мальчишка топчется у крыльца, а кого это он ждёт?..

(5)Дюшка стоял возле крыльца, глядел на грачей, на молодую, крепкую берёзку, окутанную по ветвям сквозным зелёным дымком, на старый пень посреди истоптанного двора. (6)Днём этот пень как-то незаметен, сейчас нахально лезет в глаза.

(7)Неожиданно Дюшка ощутил: что-то живёт на пустой улице, что-то помимо грачей, берёзки, старого пня.

(8)Солнце переливалось через крышу, заставляло жмуриться, длинные тени пересекали помятую машинами дорогу, пернатые блуждали между тенями, в полосах солнечного света. (9)Что-то есть, что-то, заполняющее всё,— невидимое, неслышимое, крадущееся по посёлку мимо Дюшки. (10)И оно всегда, всегда было, и никто никогда не замечал его. (11)Никто никогда, ни Дюшка, ни другие люди!

(12)Дюшка стоял затаив дыхание, боясь спугнуть своё хрупкое неведение. (13)Вот-вот — и откроется. (14)Вот-вот — великая тайна, не подвластная никому. (15)Стоит лишь поднапрячься — вот-вот...

(16)Берёза... (17)0на в сквозной дымке. (18)Вчера этой дымки не было — ночью распустились почки. (19)Что-то тут, рядом, а не даётся.

(20)Грачи неожиданно, как по приказу, дружно, молча, деловито, с натужной тяжестью взлетели. (21)Хлопанье крыльев, шум рассекаемого воздуха, сизый отлив чёрных перьев на солнце. (22)Где-то в конце улицы сердито заколотился звук работающего мотора. (23)Птицы, унося с собой шорох взбаламученного воздуха, растаяли в небе. (24)Заполняя до крыш улицу грубым машинным рыком и грохотом расхлябанных металлических суставов, давя ребристыми скатами и без того вмятую щебёнку, прокатил лесовоз-тягач с пустым мотающимся прицепом.

(25)Он прокатил, скрылся за домами, но его грубое рычание ещё долго билось о стены домов, о тёмные, маслянисто отсвечивающие окна. (26)Но и этот отзвук должен исчезнуть с минуты на минуту. (27)Непременно. (28)И он исчез.

(29)И берёза в зелёной дымке, которой вчера не было... (30)Вот-вот — тайна рядом, вот-вот — сейчас!..

(31)Пуста улица, нет грачей. (32)Улица та же, но и не та — изменилась. (33)Вот-вот... (34)Кажется, будто он нащупывает след того невидимого, неслышимого, что заполняет улицу, крадётся мимо.

(35)Хлопнула где-то дверь, кто-то из людей вышел из своего дома. (36)Скоро, несомненно, появится много прохожих. (37)И улица снова изменится. (38)Скоро, пройдёт немного времени...

(39)И Дюшка задохнулся — он понял! (40)Он открыл! (41)Сам того не желая, он назвал в мыслях то невидимое и неслышимое, крадущееся мимо: «Пройдёт немного времени...»

(По В. Тендрякову*)
* Владимир Фёдорович Тендряков (1923—1984) —русский и советский писатель.
Фрагмент взят из повести «Весенние перевертыши».

(1)Возвращение мистера X после отдыха мы с братом наблюдали лично. (2)Он приехал на машине, потому что не любил ходить пешком. (3)И злые языки утверждали, что у него целый гараж этих машин и на одних он ездит в магазин, на других — в ресторан, на третьих — на работу, а собираясь к тётушке, он выбрал самый нарядный лимузин тёмно-золотистого оттенка, этот цвет у художников именуется «вечерний звон». (4)Зато от своей сверкающей, похожей на заходящее солнце машины ему пришлось идти до нашего дома пешком, целых двадцать шагов, и он сильно запыхался.

(5)Тётушка в это время находилась у себя в мансарде. (6)Но она вышла, чтобы взглянуть на бывшего кандидата и его великолепную машину лично. (7)Мы сразу обратили внимание, что она не была в подвешенном состоянии, потому что не хотела никак показать, что она может быть выше гостя. (8)Но принарядилась она, как всегда, элегантно, и белый воротничок и серебряная заколка были на своих местах.

(9)Она предложила мистеру X присесть на скамейку в саду так, чтобы сидел он лицом к клумбе, где цвели её любимые белые розы.

(10)— Так вы отдохнули? — спросила она негромко, разглядывая свой цветник.

(11)— Да, —отвечал мистер Х.— (12)Я побывал на этой... (13)Как её... (14)Ну на природе.

(15)— Так расскажите, расскажите скорей,— оживилась тётушка, — какой там лес? (16)Какая речка? (17)И удалось ли вам порыбачить? (18)А может, вы собирали ягоды и грибы?

(19)Мистер X пожал плечами и повторил, что лес — он и есть лес, в нём много стволов, на которых висят всякие ветки и ещё листья. (20)Внутрь же леса он не попал. (21)Туда нет проезда.

(22)— Но вы же могли гулять по лесу пешком?

(23)— А зачем? — искренне удивился мистер X. — (24)У меня ведь много машин.

(25)Тётушке, мы это заметили по лицу, стало вдруг скучно с ним разговаривать. (26)Она пожалела, что потеряла столько времени. (27)Но из вежливости на прощание она спросила, как мистер X находит её белые розы, которые перед его глазами.

(28)— Ах, эти? — удивился он. — (29)Я никогда не видел роз, но отчего они такие белые? (30)Может, их покрасить? (31)Вы не представляете, как красиво, когда цветы красят в синий или красный цвет!

(32)— Вот как? — вымолвила тётушка изумлённо. — (33)Я и не знала, что их можно красить.

(34)На следующий день тётушка, спустившись на завтрак, как бы мимоходом сказала нам, чтобы этого господина, который был вчера, ни в сад, ни тем более в дом мы больше не приглашали.

(35)— Он вёл себя непочтительно? — спросила мама.

(36)— Он вёл себя так, как умеет, — отвечала тётушка, глядя в тарелку. — (37)Но он... — продолжила она другим, более строгим тоном, — он никак не дорос, чтобы быть, например, садовником. (38)Дворником тоже.

(39)Приподнимаясь, тётушка добавила более снисходительно:

— Самое ужасное, что он обожает бумажные цветы.

(По А. Приставкину*)
* Анатолий Игнатьевич Приставкин (1931-2008) — русский писатель, общественный деятель.
Фрагмент взят из повести-сказки «Летающая тётушка».

(1)— Смотрите, — сказал мальчик. (2)Вытащил карточку из фотоаппарата, умело вставил в компьютер. (3)Как они легко справляются с этой техникой, у Кнехта всю жизнь ломалось всё, что сложнее карандаша...

(4)Мальчик щёлкнул по клавишам и вывел на экран первый кадр.

(5)Кнехт обомлел: ноги обмякли, мышцам стало трудно удерживать тело, и он осторожно опустил себя на табурет.

(6)Он увидел свой сюжет, свою картину. (7)Монетка на булыжной мостовой. (8)Расположение кадра было ровно таким же, как на холсте, который много лет валяется за шкафом лицом к стене.

(9)— Это ты сам снимал? — осторожно спросил он.

(10)Мальчик кивнул. (11)Конечно, сам, а то кто же...

(12)Гриша закрыл фотографию на экране и стал быстро листать другие.

(13)— Сейчас, сейчас... (14)Не смотрите, я ещё не чистил, тут ерунда... (15)А, вот!

(16)Да, тоже хорошо. (17)Просто дверь: ручка в виде льва и квадратное окошко. (18)Но как падает свет! (19)Сколько мальчику лет, десять? (20)Когда он научился отличать хорошие кадры от обыкно­венных?!

(21)— У меня к вам предложение, — сказал Кнехт отцу Гриши. (22)— Я сегодня свободен, так что мог бы показать мальчику город, пока вы работаете...

(23)Кнехт растерянно смотрел на мальчика. (24)3ачем он это придумал? (25)Куда они пойдут, что он может показать ребёнку? (26)Он никогда не умел разговаривать с детьми. (27)Что Кнехт может показать ему? (28)Что вообще ему надо?!

(29)— Смотрите, Пауль, — вдруг сказал мальчик, — какой странной формы этот камень.

(30)...И вдруг стало легко, сразу.

(31)— Туда? — спросил Гриша. (32)Кнехт кивнул, и они свернули в самый узкий и кривой переулок, ведущий в старую часть города.

(33)Солнце высвечивает все детали стены, как увеличительное стекло. (34)Сами крюки почти не видны, зато тень от них — с палец. (35)И ржавый подтёк на стене.

(36)Гриша достаёт фотоаппарат. (37)Кнехт его не торопит, тоже рассматривает стену. (38)На такую можно смотреть и смотреть, не надоест.

(39)Стены домов как лица. (40)Бывают такие у людей, смотрел бы и смотрел. (41)Не у всех, но встречаются.

(42)Гриша сказал:
— Надо же, вы жили и сейчас живёте здесь, в таком... старом городе.

(43)— В этом есть свои неудобства, — пробурчал Кнехт.

(44)— Ходите по брусчатке, — продолжал Гриша.

(45)— Ты находишь это прекрасным? — Кнехт посмотрел на подмётки своих ботинок. (46)— Да, обувь тут стирается быстрее обычного.

(47)— Да, — вдруг твёрдо сказал Гриша, — я нахожу это прекрасным. (48)В нашем городе совсем нет таких улиц, один асфальт. (49)И дома все одинаковые. (50)Есть, конечно, центр города, там по-другому, но это далеко. (51)А там, где мы живём, там совсем не так.

(52)…Неужели этот мальчик живёт в типовом районе? (53)Такой глазастый, как же он научился видеть?..

(54)Человек-спичка, такой тонкий, — и такой громоздкий у него фотоаппарат. (55)Кнехт предложил понести камеру, Гриша даже не ответил.

(По Н. Дашевской*)
*Нина Сергеевна Дашевская (род. в 1979 г.) — современная писательница,
ав­тор книг для детей и подростков, музыкант.
Фрагмент взят из сборника «Второй».

(1)Мы играем экзамен.

(2)Мы с Олей Коровиной смертники. (3)Во-первых, мы играем Моцарта. (4)Моцарт — обязательное испытание, мучение, за него никогда не ставят пятёрок, это не принято, потому что в Моцарте мало нот, и просто сыграть их все не так сложно. (5)Нужно что-то такое особенное, чему нет названия, вернее, есть: «умение играть Моцарта». (6)Считается, что школьники этим умением не могут обладать по причине отсутствия опыта.

(7)А я влюбился в Моцарта по уши; я забросил специальность и играю только его. (8)И всё это из-за Оли. (9)Она мне показала, как он дышит, как звучит. (10)И из первой ноты так естественно вытекает вся соната, будто другой музыки там и быть не могло. (11) Как скульптор достаёт уже готовую скульптуру из неотёсанного камня,  шаг за шагом, так и Моцарт — из мира звуков высекал одно единственно возможное произведение, удивительная штука, чудо. (12)Музыка натянута от альфы до омеги, как леска, нигде не провисает, нигде не рвётся...

(13)Моцарт прожил всего тридцать семь. (14)Когда он успел столько?

(15)Да, мы играем Моцарта, поэтому считаемся смертниками. (16)Вторая причина — это порядок. (17)Не повезло. (18)Перед нами играют виолончельную сонату Бетховена Рома Семёнов и Густав Август.

(19)Ромка тоже знаменитость на виолончельной кафедре. (20)Жаль, что я не могу их послушать: перед своим выступлением не слушают никого, чтобы не сбить настрой.

(21)Не помню, как мы играли. (22)Страшно волновался за Олю, не за себя. (23)Я-то сыграю. (24)Но она начала так здорово, таким звуком необыкновенным... (25)И чудо: повела меня за собой, будто она сильнее. (26)Я просто был рядом каждую секунду, и всё.

(27)Подумал только, что всегда хочу с ней играть. (28)Она меня чувствует, и я её...

(29)Соныч, треснув меня по плечу, сказал: ну ты крут, Противоракетный! (30)Я тихонько утопал на лестницу.

(31)Странно остаться одному с Моцартом в голове. (32)Я облокотился на перила и смотрю вниз, как лестница заворачивается улиткой, красиво.

(33)— Поздравляю, — услышал знакомый царственный голос и вздрогнул. (34)Марго! (35)Слышала?!!

(36)— Да, слышала. (37)В ансамбле ты удивительно раскрываешься, Прохор. (38)Буду с тебя теперь требовать большего. (39)Можешь, умеешь. (40)Держись, мало не покажется! — и она рассмеялась своим королевским смехом, и я впервые тоже смог улыбнуться при ней.

(41)Я смог, смог! (42) Мы с Олькой сыграли по-настоящему, по-настоящему!

(43)Вдруг я слышу голос Густава. (44)Он говорит с кем-то по телефону. (45)Встал к окну и говорит. (46)Он же не знает, что я здесь.

(47)— Да, с минусом... (48)Виноват, конечно, сам, я знаю. (49)Понесло меня, понимаешь? (50)И Ромку завалил... (51)С виолончелью так нельзя, я понял уже. (52)Понесло само, я не специально, разошлись даже... (53)Нет, чуть-чуть, почти незаметно, но неприятно... (54)Главное, Ромке пришлось давить. (55)Я тоже гений, конечно, не дал ему прозвучать. (56)Да я знаю, что со мной неудобно играть, мне Ромка уже высказал... (57)Хотя, знаешь, у нас в классе только один парень нормально ансамбль сыграл. (58)Главное, девочка там такая средняя, флейтистка. (59)Да я сначала не слушал толком, переживал за нашего Бетховена. (60)Ну, и потом после Ромки такая совсем бледная девочка... (61)Но, знаешь, я понял, как важно уметь вторым быть. (62)Девочка прямо расцвела, знаешь. (63)Я бы даже его попросил со мной концерт Рахманинова сыграть. (64)Этот сможет, точно. (65)Умеет вторым. (66)Никто так не умеет...

(По Н. Дашевской*)
*Нина Сергеевна Дашевская (род. в 1979 г.) — современная писательница,
автор книг для детей и подростков, музыкант.
Фрагмент взят из сборника «Второй».

(1)Густав мне не понравился. (2)Воображала, подумал я сразу. (З)Вот Соныч — нормальный парень, сразу видно. (4)Свой. (5)А Густав какой-то выпендрёжный. (6)Тонкий шарф, шерстяной пиджак... (7)Больно следит за своей внешностью, что-то в этом есть неправильное для парня. (8)И фамилия выпендрёжная, и имя — какой-то пазл, искусственное что-то, выдуманное кем-то: Густав Август. (9)Анаграмма, имя из тех же букв, что и фамилия. (10)Магический квадрат. (11)Он, кажется, из Риги. (12)В нём есть какая-то заграничность. (13)Смотрит на нас высокомерно, ну и жил бы в своей Риге!

(14)Он держался отдельно, в буфете садился один, если столы заняты, то на подоконник. (15)Не участвовал в наших общих штуках, когда мы флешмоб против англичанки придумывали... (16)Я даже жалел его, думал, вот ненормальный. (17)Какой-то аутист, людей боится.

(18)Оказалось, ничего он не боится. (19)Просто ему никто не нужен. (20)Он просто другой.

(21)— Пойдём, Послушаем,— сказал мне Соныч. (22)Ну, послушаем так послушаем, никто не запрещает.

(23)— Пойдём, а кто сегодня будет? — спросил я.

(24)— Так Густав же, — объяснил Соныч. (25)Удивился моему незнанию. (26)Ведь список репетиций в зале вывешен на двери, и все знают, когда Густав Август.

(27)...В зале было человек тридцать. (28)Нормально для школьника вообще: Просто урок, не концерт — откуда они понабежали все?

(29)— Это же Густав, — сказал мне Соныч.

(30)Значит, кто-то раскрутил этого Густава, значит, тут принято, что он талант. (31)А на самом деле всего лишь нужно намучиться нажимать правильные клавиши в правильное время. (32)Вот и весь ваш пианизм, всё ваше волшебство...

(33)Да и сначала он играл — ничего особенного.

(34)А потом начался Скрябин, и у меня земля ушла из-под ног.

(35)Не знаю, чем это объяснить. (36)Может, всё очень просто: Густав — гений.

(37)Меня будто крепко взяли и повели за собой. (38)И я пошёл. (39)Так бывает во сне, когда ты не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой, не чувствуешь туловища, есть только уши и в груди стушит сердце. (40)И думаешь: только бы не кончилось, не кончилось...

(41)Ночью я слушал этого Скрябина в исполнении разных пианистов. (42)Может, дело не в Густаве? (43)Может, просто такая музыка? (44)Казалось, меня в какую-то воронку засасывает, никогда такого не было раньше.

(45)Потом Густав играл на классном концерте, и я ждал: будет какое же волшебство или нет? (46)Когда ждёшь, обычно не бывает, а тут — было.

(47)С тех пор, когда я видел его, то хотел побыстрее уйти. (48) Мне было не по себе, что человек, который так умеет, просто сидит рядом, ест, говорит изредка с другими... (49)Но когда я шёл в школу, часто думал: вдруг будет Густав? (50)Вдруг?

(По Н. Дашевской*)
*Нина Сергеевна Дашевская (род. в 1979 г.) — современная писательница,
автор книг для детей и подростков, музыкант.
Фрагмент взят из сборника «Второй».

(1)Кто видел своего живого Ангела-Хранителя?

(2)Для меня им была Ты, Мама. (3)Ты вела меня к успехам и спасала от падений. (4)Сердце твоё всегда чувствовало меня независимо от расстояний.

(5)Будучи аспирантом, поехал я работать в пионерский лагерь и там заболел. (6)Два дня мучили меня непонятные и невыносимые боли, а на третий — приехала Ты и немедленно забрала. (7)Месяц боролась Ты против смерти и победила. (8)«Откуда узнала, Мама, что я болен?» — спрашивал я потом. (9)«Сынок, видела сон, как ты мучаешься».

(10)В детстве Ты была для меня надеждой и оберегала от дурного глаза. (11)В юношеские годы Ты стала стержнем для моей нравственности. (12)И позже охраняла мою духовность и звала на подвиг. (13)Но теперь, в моём преклонном возрасте, Ты, ушедшая из жизни, укрепляешь во мне веру.

(14)Увлёкшись педагогикой и штудируя горы книг, я то и дело приставал к тебе с вопросом и задавал его на «языке науки», вроде:

— Мама, скажи, как Ты воспитывала нас с сестрой? (15)Какие были у Тебя цели, методы, принципы?

(16)Ты всегда уходила от ответа, но однажды не выдержала.

(17) —Как я воспитывала? (18)Никак не воспитывала. (19)Жизнь воспитала вас... (20)Не было у меня ни цели, ни твоих принципов... (21)Была жизнь... (22)Не спрашивай об этом больше...

(23)На этом закончилось «обобщение опыта».

(24)Но спустя десятилетия я осознал, что имею свой первоисточник о тайне воспитания. (25)Он не в библиотеках, не в профессиональных лекциях, а во мне, он мой внутренний классик педагогики. (26)Теперь я знаю, где гнездится Истина воспитания: она в Сердце Матери. (27)Может быть, пригодится мой совет кому-либо из молодых искателей педагогических ценностей: милые мои, поспешите познать Сердце ваших матерей, там вам откроется тайна, которая сообщается только «на ухо», она и есть настоящая наука о воспитании.

(28)Вернулся я однажды домой к утру. (29)Был студентом, работал в школе. (30)Загулял молодой человек и забыл о времени, забыл о маме и сестре. (31)Они, наверное, спят. (32)Осторожно открываю дверь, чтобы не разбудить вас. (33)Но Ты, Мама, сидишь на стульчике у двери и штопаешь мои носки. (34)Увидев меня, ты облегчённо вздыхаешь.

(35)— Мама, почему Ты тут сидишь?

(36) — Жду тебя... — сказала Ты безо всякого укора.

(37) — Почему ждала, мама, я же не маленький? (38)Почему не легла?

(39)И Ты преподала мне урок жизни, урок классической педагогической мудрости. (40)Урок этот я осваиваю до сих пор.

(41) — Ты не поймёшь, сынок, почему я жду тебя, пока не будет у тебя своих детей...

(42)Так и случилось. (43)Родились у меня дети, и я понял суть, смысл, «предмет» педагогики: это есть забота взрослого о Ребёнке, о раскрытии в нём того Образа, который дан ему от Бога и который может возвести его до божественного благородства. (44)Мамы, многие мамы чувствуют этот великолепный путь своих дочерей и сыновей и потому всем своим существом — мыслями, волнениями, тревогами и надеждами — охраняют каждый шаг своих Порой непутёвых детей. (45)Вот в чём тайна Материнского Сердца, тайна Божественной Педагогики.

(46)Мама!

(47)Ты ушла из жизни так, что я, будучи вдали от Тебя, не смог ещё раз вглядеться в Твои мудрые и усталые глаза. (48)Ты ждала меня, но я опоздал.

(49)Сегодня, когда я пишу эти строки, Прощёное воскресенье. (50)В семье мы все простили друг другу всякие обиды, и миру прибавился мир. (51)Мне нечего прощать Тебе, святому для меня Человеку. (52)В Твоём прощении я сам нуждаюсь. (53)«Мама, Свет Ты мой, прости меня, пожалуйста, прости мои прегрешения перед Тобой, прости за боль, которую причинял я Твоему Божественному Сердцу, ибо не знал, что творил...»

(54)Ты слышишь мой голос, Мама?

(По Ш. Амонашвщш*)
* Шалва Александрович Амонашвили (род. в 1931 г.) —
известный советский, российский педагог и психолог,
исследователь и новатор в области педагогической психологии.
Фрагмент взят из сборника «Педагогические притчи».

(1)Павел Петрович так внимательно посмотрел мне в глаза, что я чуть не отвернулся.

(2)— Видите ли, в чём тут проблема, — продолжил он после небольшого молчания. (3)— На самом-то деле меня очень волнуют все эти семейные дела.

(4)Он глубоко вздохнул.

(5)— Пока молодой, на это не обращаешь внимания. (6)А потом становится поздно. (7)Поздно в том смысле, что уже ничего, совсем ничего изменить нельзя. (8)Прошлое ведь не изменишь. (9)Вы понимаете? (10)Его нельзя изменить.

(11)— Понимаю, — сказал я. (12)— Прошлое не изменишь.

(13)— Это вы пока умом понимаете. (14)А когда сердцем начнёте понимать, т0 всё уже будет в прошлом. (15)Это какой-то парадокс. (16)Всё на свете можно изменить, но только не то, что ты уже сам сделал. (17)Никакие деньги, никакие связи не помогают... (18)Полный тупик. (19)Дорога назад отрезана.

(20)Он замолчал, и мы сидели так, наверное, целый час.

(21)— Лет двадцать пять назад, когда я учился в институте, со мной произошла странная история. (22)Мелочь, казалось бы, но я никак не могу её позабыть. (23)Живу с ней, как с неудобным соседом. (24)Хотелось бы от неё избавиться, да вот всё никак! (25)Ничего, впрочем, серьёзного... (26)Так, семейный случай.

(27)Он замолчал на мгновение.

(28)У меня мама жила тогда в Сибири, и вот она как-то собралась на юг. (29)Им тогда оплачивали проезд, тем, кто работал на железной дороге. (30)Им самим и одному члену семьи. (31 )Мама взяла мою сестрёнку, она тогда в первом классе училась, и поехала на юг. (32)Решила позагорать, отдохнуть немного. (33)А пересадку они делали в Москве. (34)У них здесь было часа два между поездами. (35)Мы созвонились и договорились встретиться на вокзале. (36)Я обещал показать им город, про свои дела рассказать. (37)Мы тогда уже года два или три не виделись. (38)В общем, это был хороший случай: лето, тепло...

(39)Он опять замолчал.

(40)— Я их едва не пропустил. (41)Мама, стоя с чемоданом. В стороне, держала мою сестру за руку. (42)Наташка ела мороженое, мама растерянно оборачивалась во все стороны. (43)Она испугалась, что я не приду, а одной в Москве ей было страшно. (44)Я в первую минуту даже не знал, как к ней подойти. (45)Неловко как-то было. (46)Странно, когда ты не находишь верных слов для тех, кого любишь...

(47)В общем, мы переехали на другой вокзал, гуляли по площади, сидели в кафе, но я всё никак не мог сказать того, что рыло у меня на сердце. (48)Словно какой-то замок мне повесили. (49)А она всё смотрела на меня такими глазами, что мне казалось: я вот-вот умру. (50)Чем дальше длилась эта мука, тем больше и понимал своё бессилие. (51)Ломался, как дурак, болтал попусту, говорил какие-то плоские, бессмысленные слова. (52)И с каждой минутой острее чувствовал, что всё — я больше не вынесу. (53)Не знаю, что тогда на меня нашло. (54)В общем, я не дождался отправления их поезда. (55)Объявили посадку, и я ушёл. (56)Наврал что-то насчёт экзамена и просто-напросто сбежал. (57)До этого я даже представить себе не мог, как может быть тяжело рядом с человеком, которого так любишь.

(58)А потом, когда я уже спустился в метро, у меня вдруг как будто сердце оборвалось. (59)Я вдруг подумал: «Это же моя мама!» (60)Побежал наверх. (61)Поезд уже должен был отправляться. (62)Когда я заскочил в вагон, проводница уже никого не впускала. (63)Где-то в середине я их нашёл. (64)Какие-то люди заталкивали чемоданы на верхние полки, Наташка прыгала у окна, а мама сидела около самой двери и плакала. (65)Никто на её слёзы внимания не обращал. (66)Человек уезжает — мало ли…

(По А. Геласимову*)
* Андрей Валерьевич Геласимов (род. в 1966 г.) — современный русский писатель и педагог,
автор многих повестей и рассказов, стихотворений в прозе.
Фрагмент взят из романа «Год обмана».