# 9758

(1)Шла война, на которую мы, шестнадцатилетние мальчишки, пока ещё не попали. (2)Время было голодное. (3)По студенческим карточкам нам давали всего по четыреста граммов хлеба.

(4)А между тем даже сливочное масло, окорок, яйца, сметана существовали в нашей комнате в общежитии — в тумбочке Мишки Елисеева, отец которого работал на складе и каждое воcкресенье приходил к сыну и приносил свежую обильную еду. (5)На Мишкиной тумбочке висел замок. (6)Мы даже не подходили к ней: неприкосновенность чужого замка вырабатывалась у человека веками и была священна во все времена. (7)Красная, круглая харя Мишки с маленькими глазками, запрятанными глубоко в красноте, лоснилась и цвела, в то время как, например, Генка Перов был весь синенький и прозрачный, и даже я, наиболее рослый и крепкий подросток, однажды, резко поднявшись с койки, упал от головокружения. (8)Свои припасы Мишка старался истреблять тайком, так, чтобы не дразнить нас.

(9)Как-то зимой у нас получилось два выходных дня, и я решил, что пойду к себе в деревню и принесу каравай чёрного хлеба. (10)Ребята меня отговаривали: далеко — сорок пять километров, на улице стужа и возможна метель; но я поставил себе задачу принести ребятам хлеб.

(11)Утром, несмотря на разыгравшуюся метель, я добрался до родительского дома. (12)Переночевав и положив драгоценный каравай в заплечный мешок, я отправился обратно к своим друзьям.

(13)В пути меня охватила невероятная слабость (должно быть, я начинал заболевать), и, пройдя по стуже двадцать пять километров, я поднял руку проходящему грузовику.

(14)— Спирт, табак, сало есть? — грозно спросил шофёр.

— (15)Э, да что с тобой разговаривать!

(16)— Дяденька, не уезжайте!

(17)У меня хлеб есть.

(18)Я достал из мешка большой, тяжёлый каравай в надежде, что шофёр отрежет часть и за это довезёт до Владимира.

(19)Но весь каравай исчез в кабине грузовика.

(20)Видимо, болезнь крепко захватила меня, если даже само исчезновение каравая, ради которого я перенёс такие муки, было мне уже безразлично.

(21)Придя в общежитие, я разделся, залез в ледяное нутро постели и попросил друзей, чтобы они принесли кипятку.

(22)— А кипяток-то с чем?.. (23)Ты из дома-то неужели со-всем ничего не принёс?

(24)Я рассказал им, как было дело.

(25)— А не был ли похож тот шофёр на нашего Мишку Елисеева? — спросил Володька Пономарёв.

(26)— Был, — удивился я, вспоминая круглую красную харю шофёра с маленькими серыми глазками. — (27)А ты как узнал?

(28)— Да все хапуги и жадюги должны же быть похожи друг на друга!

(29)Тут в комнате появился Мишка, и ребята, не выдержав, впервые обратились к нему с просьбой.

(30)— Видишь, захворал человек. (31)Дал бы ему хоть чего-нибудь поесть.

(32)— Ишь, какие ловкие — нет у меня ничего в тумбочке, можете проверить. (ЗЗ)При этом он успел метнуть хитрый взгляд на свой тяжё¬лый замок.

(34)Навалившаяся болезнь, страшная усталость, сердоболие, вложенное матерью в единственный каравай хлеба, бесцеремонность, с которой у меня забрали этот каравай, огорчение, что не принёс его, забота ребят, бесстыдная Мишкина ложь — всё это вдруг начало медленно клубиться во мне и вдруг ударило снизу в мозг тёмной волной.

(З5)Говорили мне потом, что я спокойно взял, поднял клюш¬ку и раз, и два, и вот уже обнажилось сокровенное нутро «амбара»: покатилась стеклянная банка со сливочным маслом, кусочками рассыпался белый-белый сахар, свёрточки побольше и поменьше полетели в разные стороны, на дне под свёртками показался хлеб.

(36)— Всё это съесть, а тумбочку сжечь в печке, — будто бы распорядился я, прежде чем лёг в постель. (37)Самому мне есть не хотелось, даже подташнивало.

(38)Мишка никому не пожаловался, но жить в нашей комнате больше не стал.

(По В. Солоухину)