ОГЭ 2020: задание 6 (тест 2)

(1)Самые мучительные минуты обжигающей боли я переживал на уроках истории в 9 классе. (2)Моё состояние было похоже на состояние человека, который идёт по минному полю, уже устал бояться и ждёт, когда его разорвёт на мелкие кусочки. (3)Напротив меня, на соседнем ряду, сидит Гриня Долматов и, не обращая внимания на учительницу, тычет пальцем в телефон, громко фыркает, толкает Гошу Старостина. (4)Они начинают смеяться заливисто, неудержимо. (5)На них смотрит весь класс, и все, заражённые этим неистовым смехом, против воли начинают смеяться за компанию. (6)Не смеются только двое: я и учительница. (7)Надежда Ивановна. (8)Моя мама.

(9)Уроки истории были моим кошмаром, неотвязным, колючим, доводящим меня до острой боли в груди, боли такой мучительной, что я боялся, что однажды у меня сердце взорвётся, как граната... (10)Можно было отвести Гриню за угол школы и с ним поговорить. (11)В своём воображении я много раз сбивал его с ног ударом кулака и безжалостно месил упавшее в траву тело. (12)Но в реальности такой способ ничего не решал. (13)Во-первых, Гриня был гораздо сильнее меня. (14)Во-вторых, даже если бы у меня хватило смелости и силы его избить, то я оказывался бы в ложном положении. (15)Это для меня Надежда Ивановна — мама, для других она — обычная училка. (16)Вступиться за учительницу — значит выйти из рядов ученического братства. (17)Хотя я понимал, что эти мысли про «ученическое братство» скорее всего порождение умствующей слабости и что по-настоящему любящий сын меньше всего должен думать о том, как на его поступок будут смотреть окружающие, но я не мог найти в себе силы, чтобы сделать хоть что-то. (18)Просто сидел каждый урок на истории, и меня, будто ядовитые иглы, кололи возня, шутки и хохот с парты напротив.

(19)Стычка случилась неожиданно. (20)На перемене Гриня простонал: «Как меня задолбала эта история...»

— (21)А ты меня задолбал, дебил! — вскрикнул я. (22)Наступила гробовая тишина. (23)Все недоумённо смотрели на меня, как на безумца. (24)Гриня метнулся ко мне и, бледнея от ярости, тихо спросил:

— (25)Тебе морду набить, урод?

— (26)Набей, — кивнул я. — (27)Набей, как хочешь и сколько хочешь... (28)Только одно условие: ты должен дать слово, что на уроках моей мамы ты будешь молчать, как могильный камень. (29)Ни звука! (30)Итак, вот моё лицо, вот твой кулак... (31)И твоё слово! (32)При всех!

(33)Гриня, клокоча от ненависти, тупо смотрел на меня, потом оглядел ребят. (34)Все загадочно молчали, как будто знали ответ, но, соблюдая неписаные правила, не смели подсказывать.

— (35)Я тебя без всякого слова размотаю... (36)Олень!

— (37)Гриня, я всё понял. (38)Я сказал при всех, что я готов. (39)Делай! (40)Всё, что угодно! (41)Только гляди, парень, каждый держит слово. (42)Ну...

(43)Он ударил меня по лицу, тяжёлый кулак рассёк губу, потекла кровь. (44)Все, кто стоял, колыхнулись, как будто попытались увернуться от удара.

— (45)Ещё? — взревел Гриня.

— (46)Я же сказал: сколько хочешь...

(47)Ладонью я вытер кровь с лица. (48)Гриня, ухмыльнувшись, посмотрел на одноклассников, словно предлагая им решить мою судьбу. (49)Они хмуро смотрели на него. (50)Кровь большими каплями со стуком падала на пол.

— (51)Ты точно, Гриня, дебил! — сказал Толик Иванов, и все пошли на урок.

— (52)Никаких телефонов. (53)Как могильный камень... — глухо приказал я.

— (54)Пошёл ты...

(55)Мама рассказывала новый материал, и весь класс, затаив дыхание, слушал её. (56)Гриня, насупившись, низко опустил голову и тупо глядел на пальцы. (57)Я рукой прикрывал разбитую губу и смотрел на маму. (58)Минное поле в моей душе покрывалось яркими солнышками весенних одуванчиков...

(По В. Захарову*)
* Виктор Захаров — современный писатель, публицист.

(1)В классе у Натальи Андреевны всегда царило оживление, какое создаёт только дружная, слаженная работа. (2)Посидеть на её уроке, послушать, как разговаривает она с ребятами, как охотно и толково они отвечают, было по-настоящему радостно. (3)И в такие часы у меня было какое-то неясное чувство, словно всё это когда-то уже было со мною. (4)Не сразу я поняла: это было в школьные годы; вот так же радостно и интересно бывало нам на уроках Анны Ивановны.

(5)Ещё интереснее, чем самые уроки, оказались рассказы Натальи Андреевны о её ребятах. (6)Слушая её, я узнавала о них такие подробности, какие могут быть известны только самому близко­му человеку — пожалуй, только умной и наблюдательной матери. (7)И я заметила: с особенным оживлением и любовью Наталья Андреевна говорит не о самых лучших и примерных учениках, но о тех, с которыми трудно.

(8)Мы сидели с Натальей Андреевной в её пустом классе. (9)Было уже темно, а мы всё не зажигали огня. (10)Дождь стучался в окна, и мне, хоть я и слушала её с жадным вниманием, было очень грустно.

(11)— Но что же, что же самое главное в нашей работе? — спросила я тихо. (12)— Я понимаю, готовых рецептов нет, всякий раз нужно поступать по-разному. (13)Но неужели же нет чего-то самого главного, что поможет даже в самом трудном, самом запутанном случае?

(14)— Самое главное? — задумчиво повторила Наталья Андреевна. (15)— Вот я вам расскажу такой случай. (16)Работала у нас молоденькая учительница. (17)Побывала я у неё на уроках. (18)Как будто недурно. (19)Уроки по всем правилам методики. (20)Спрашиваю: «Хорошие у вас ребята?» (21)— «Хорошие», — отвечает. (22)«Скажите, вон тот, на первой парте, что он собой представляет?» (23)— «Прекрасный мальчик. (24)У него одни пятёрки. (25)Очень развитой и смышлёный». (26) — «А тот, черноглазый, в голубой рубашке?» (27)— «Это троечник, средний ученик. (28)Но дисциплинированный». (29) — «А вон тот, курносый, с веснушками?» (30)— «А у этого вообще четвёрки, но по арифметике ниже пяти не бывает»... (31)И, понимаете,— продолжала Наталья Андреевна, — вдруг все эти ребята — черноглазые и голубоглазые, смуглые, светловолосые, веснушчатые, — все стали на одно лицо, и уже только одно отличало их: четвёрочник, троечник, двоечник, отличник... (32)Ну, подумайте сами, разве можно охарактеризовать школьника одними отметками! (33)Как будто отметка может исчерпать человека, будь он даже только восьми лет от роду! (34)Вот это я ей и сказала. (35)А она мне так спокойно: «У меня их сорок, не могу я знать каждого в отдельности». (36)Я вам скажу: мне страшно стало. (37)Как же работать с детьми, если не знать их? (38)Как учить их — даже правописанию или таблице умножения? (39)Сорок ребят — это сорок разных характеров, и тут, поверьте, нет двух похожих, которых можно спутать друг с другом. (40)Учителю не знать своих детей — значит лишиться глаз и обречь себя на работу вслепую, без малейшей надежды на успех. (41)Просто безумие какое-то!

(42)Вот вы спрашиваете, что самое главное. (43)Для воспитателя самое главное, самое важное — понять ученика. (44)Бывает, беседуешь с учеником на уроках, на экзаменах, оцениваешь его знания, случается даже — даёшь ему характеристику и всё ещё по-настоящему ничего о нём не знаешь. (45)И ждёшь, ловишь, подстерегаешь ту минуту, тот иногда непредвиденный случай, который откроет тебе сокровенное в человеке. (46)В такие минуты, как под лучом прожектора, всё озаряется, всё становится ясно...

(По Ф.А. Вигдоровой*)
* Фрида Абрамовна Вигдорова (1915–1965) – советская писательница, журналист.
Отрывок взят из повести «Мой класс».

(1)Павел Петрович так внимательно посмотрел мне в глаза, что я чуть не отвернулся.

(2)— Видите ли, в чём тут проблема, — продолжил он после небольшого молчания. (3)— На самом-то деле меня очень волнуют все эти семейные дела.

(4)Он глубоко вздохнул.

(5)— Пока молодой, на это не обращаешь внимания. (6)А потом становится поздно. (7)Поздно в том смысле, что уже ничего, совсем ничего изменить нельзя. (8)Прошлое ведь не изменишь. (9)Вы понимаете? (10)Его нельзя изменить.

(11)— Понимаю, — сказал я. (12)— Прошлое не изменишь.

(13)— Это вы пока умом понимаете. (14)А когда сердцем начнёте понимать, т0 всё уже будет в прошлом. (15)Это какой-то парадокс. (16)Всё на свете можно изменить, но только не то, что ты уже сам сделал. (17)Никакие деньги, никакие связи не помогают... (18)Полный тупик. (19)Дорога назад отрезана.

(20)Он замолчал, и мы сидели так, наверное, целый час.

(21)— Лет двадцать пять назад, когда я учился в институте, со мной произошла странная история. (22)Мелочь, казалось бы, но я никак не могу её позабыть. (23)Живу с ней, как с неудобным соседом. (24)Хотелось бы от неё избавиться, да вот всё никак! (25)Ничего, впрочем, серьёзного... (26)Так, семейный случай.

(27)Он замолчал на мгновение.

(28)У меня мама жила тогда в Сибири, и вот она как-то собралась на юг. (29)Им тогда оплачивали проезд, тем, кто работал на железной дороге. (30)Им самим и одному члену семьи. (31 )Мама взяла мою сестрёнку, она тогда в первом классе училась, и поехала на юг. (32)Решила позагорать, отдохнуть немного. (33)А пересадку они делали в Москве. (34)У них здесь было часа два между поездами. (35)Мы созвонились и договорились встретиться на вокзале. (36)Я обещал показать им город, про свои дела рассказать. (37)Мы тогда уже года два или три не виделись. (38)В общем, это был хороший случай: лето, тепло...

(39)Он опять замолчал.

(40)— Я их едва не пропустил. (41)Мама, стоя с чемоданом. В стороне, держала мою сестру за руку. (42)Наташка ела мороженое, мама растерянно оборачивалась во все стороны. (43)Она испугалась, что я не приду, а одной в Москве ей было страшно. (44)Я в первую минуту даже не знал, как к ней подойти. (45)Неловко как-то было. (46)Странно, когда ты не находишь верных слов для тех, кого любишь...

(47)В общем, мы переехали на другой вокзал, гуляли по площади, сидели в кафе, но я всё никак не мог сказать того, что рыло у меня на сердце. (48)Словно какой-то замок мне повесили. (49)А она всё смотрела на меня такими глазами, что мне казалось: я вот-вот умру. (50)Чем дальше длилась эта мука, тем больше и понимал своё бессилие. (51)Ломался, как дурак, болтал попусту, говорил какие-то плоские, бессмысленные слова. (52)И с каждой минутой острее чувствовал, что всё — я больше не вынесу. (53)Не знаю, что тогда на меня нашло. (54)В общем, я не дождался отправления их поезда. (55)Объявили посадку, и я ушёл. (56)Наврал что-то насчёт экзамена и просто-напросто сбежал. (57)До этого я даже представить себе не мог, как может быть тяжело рядом с человеком, которого так любишь.

(58)А потом, когда я уже спустился в метро, у меня вдруг как будто сердце оборвалось. (59)Я вдруг подумал: «Это же моя мама!» (60)Побежал наверх. (61)Поезд уже должен был отправляться. (62)Когда я заскочил в вагон, проводница уже никого не впускала. (63)Где-то в середине я их нашёл. (64)Какие-то люди заталкивали чемоданы на верхние полки, Наташка прыгала у окна, а мама сидела около самой двери и плакала. (65)Никто на её слёзы внимания не обращал. (66)Человек уезжает — мало ли…

(По А. Геласимову*)
* Андрей Валерьевич Геласимов (род. в 1966 г.) — современный русский писатель и педагог,
автор многих повестей и рассказов, стихотворений в прозе.
Фрагмент взят из романа «Год обмана».

(1)— Я отвечу на вопросы, — улыбнулся Сашка. (2)— Но сначала скажу общие слова. (3)Вы не привыкли, что их говорят дети. (4)Поэтому слушайте. (5)Моя бабушка — учитель литературы, — продолжил Сашка. (6)— Она говорила мне: «Если ты в затруднении, спрашивай у книг — они подскажут». (7)Я понял: это правда. (8)Бабушка дала мне прочесть замечательную книгу про мальчика, который давным-давно управлял частью Сибири. (9)И тогда я осознал: возраст ничего не значит, если ты можешь сделать что-то важное. (10)А когда я задумался, как сделать, чтобы жители Антоновска не хотели уезжать из города, мне помогла другая книга. (11)Вот её читали многие — «Приключения Тома Сойера». (12)Я вспомнил, как Том красил забор и привлёк к этому ребят. (13)Вроде бы какое, простое и унылое дело — красить забор. (14)И как заставить людей красить чужой забор? (15)Но мы, ребята и я, решили убедить взрослых, что помочь городу Антоновску вырваться из его проблем очень интересно. (16)И они помогли.

(17)— Спрашиваете, почему же нам поверили и помогли? (18)Да потому что мы дети. (19)Мы если и врём, то по мелочам. (20)Ну, разбили кружку и свалили на кошку. (21)Но, когда мы говорим, что хотим построить уличные тренажёры, огород для экскурсий, завод, чтобы на нём работали наши родители, нам верят. (22)И пенсионеры, и министры. (23)И земляки, и эмигранты, живущие в Сиднее. (24)У нас появились сотни помощников, во всей России и во всём мире. (25)Многие люди говорили мне в глаза, писали в письмах: «Мы уже не верим взрослым, а детям верим». (26)Они поняли, что мы не хотим прославиться или заработать. (27)Мы просто хотим сделать так, чтобы в нашем городе было жить хорошо. (28)Слово получил репортёр серьёзного телеканала.

(29)— А вы не боитесь, что народ разломает все эти замечательные уличные тренажёры, украдёт таблички, вытопчет огород?

(30)Сашка нашёл ответ.

(31)— Конечно, есть и камеры наблюдения, и тренажёры сделаны так, чтобы трудно было сломать. (32)Но главное не это. (33)Иногда взрослым людям кажется, будто всем нравится обманывать и вредить. (34)Это неправда. (35)Людям нравится помогать.

(36)Вопросы задавали ещё почти полчаса — Сашка очень устал. (37)А когда они закончились, слово взяла Аня.

(38)— Уважаемый Илья Фёдорович, уважаемые начальники и депутаты, уважаемые взрослые! (39)Вы можете продолжить делать то, что начали мы. (40)Сделать так, чтобы завод начал работать, чтобы стали выпускать знаменитую «антоновскую» пастилу, чтобы люди захотели приехать в наш город и познакомиться с достопримечательностями. (41)А можете всё забыть, как дурной сон. (42)Или хороший сон, не так важно. (43)И снова убедить себя, что мы живём на помойке. (44)Но я в это не верю. (45)Вы наши родители. (46)А значит, не только мы похожи на вас, но и вы на нас. (47)Просто сегодня нам, детям, удалось сделать чуть-чуть больше, чем вам. (48)Помогите нам!

(По М. Логинову*)
* Михаил Валентинович Логинов (род. в 1966 г.) — писатель, политтехнолог,
журналист ежедневной общественно-политической газеты «Невское время».
Фрагмент взят из повеет» «Ключ от города Антоновска».