# 13262

(1)Яков помолчал, взглянул кругом и закрылся рукой. (2)Когда же, наконец, Яков открыл своё лицо – оно было бледно; глаза едва мерцали сквозь опущенные ресницы. (3)Он глубоко вздохнул и запел…

(4)Первый звук его голоса был слаб и неровен и, казалось, не выходил из его груди, но принёсся откуда-то издалека, словно залетел случайно в комнату. (5)За этим первым звуком последовал другой, более твёрдый и протяжный, за вторым – третий, и, понемногу разгорячаясь и расширяясь, полилась песня. (6)«Не одна во поле дороженька пролегала», – пел он, и всем нам сладко становилось и жутко.

(7)Я, признаюсь, редко слыхивал подобный голос: он был слегка разбит и звенел, как надтреснутый; он даже сначала отзывался чем-то болезненным; но в нём была и неподдельная глубокая страсть, и молодость, и сила, и сладость, и какая-то увлекательно-беспечная, грустная скорбь. (8)Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нём и так и хватала вас за сердце, хватала прямо за его русские струны. (9)Песнь росла, разливалась.

(10)Яковом, видимо, овладевало упоение: он уже не робел, он отдавался весь своему счастью; голос его не трепетал более – он дрожал, но той едва заметной внутренней дрожью страсти, которая стрелой вонзается в душу слушателя, и беспрестанно крепчал, твердел и расширялся. (11)Он пел, и от каждого звука его голоса веяло чем-то родным и необозримо широким, словно знакомая степь раскрывалась перед вами, уходя в бесконечную даль. (12)У меня, я чувствовал, закипали на сердце и поднимались к глазам слёзы.

(13)Яков вдруг кончил на высоком, необыкновенно тонком звуке – словно голос у него оборвался. (14)Никто не крикнул, даже не шевельнулся; все парни как будто ждали, не будет ли он ещё петь.

(15)Я ещё раз взглянул на Якова и вышел. (16)Я не хотел остаться – я боялся испортить своё впечатление.

(По И.С. Тургеневу)