# 14532

(1)Я вырос в семье, где всё имело своё конкретное предназначение: посуда – это то, из чего едят и пьют, мебель – на чём сидят или спят, одежда – для тепла, а дом – чтобы в нём жить, и ни для чего более.

(2)Принцип, по которому мы жили, предполагал наличие необходимого и отсутствие того, без чего спокойно можно обойтись. (3)Правда, одно «излишество» у нас всё же было: книги. (4)Отца часто переводили с места на место, и мы привыкли собираться. (5)Все переезды, как правило, совершались внезапно, громом среди ясного неба. (6)Отец приходил со службы как обычно, и не с порога, не вдруг, а сняв сапоги, ремни и оружие, умывшись и сев за стол, припоминал, точно мимоходом:
–Да! (7)Меня переводят. (8)Выезжаем послезавтра.

(9)И начинались сборы, лишённые лихорадочной суматохи, потому что каждый знал, что делать. (10)Мне полагалось укладывать книги, перевязывая их бечёвкой. (11)Возникла эта особая ответственность, когда я был ростом с ящик, но и тогда никто не проверял моей работы. (12)Родители старомодно считали, что недоверие унижает человеческую личность.

(13)Это-то я теперь понял, что они так считали. (14)А тогда я осторожно снимал книги с полок, волок их к ящикам, старательно укладывал ряд за рядом. (15)И дело даже не в том, что мне доверяли упаковывать единственную ценность не только нашей семьи, но и вообще всего человечества. (16)Дело в том, что я физически, до пота и ломоты в неокрепших мускулах ощущал эту великую ценность. (17)Я по детскому опыту узнал весомость человеческого труда, завещанного людям на века. (18)И, становясь перед книгами на колени – иначе ведь не упакуешь, – я ещё бессознательно, ещё не понимая, но уже чувствуя, становился на колени перед светлыми гениями всех времён и народов.

(19)Кажется, я так и остался стоять на коленях перед великой Литературой.

(По Б.Л. Васильеву)