(1) Вечером молодой пастух Гришка Ефимов, которого за большие хрящеватые уши, торчащие в разные стороны, будто остренькие рожки, называли Чертёнком, пригнал в село табун. (2) Бешено вращая зрачками, он рассказал толпившимся возле гаража мужикам, что видел в степи настоящую косулю.
– (3) Да чего этого Чертёнка слушать: он собаку от курицы не отличает! – недоверчиво отмахивались от него. – (4) Откуда в наших местах косули?
– (5) Да я их лично видел! (6) Она в лощине паслась!
– (7) Так, может, это не косуля, а северный олень или мамонт?! – вкрадчиво спросил визжащего от обиды Чертёнка дед Кадочников, пряча улыбку в большой окладистой бороде. (8) Смеясь, мужики стали расходиться. (9) Не смеялся только рослый механик Николай Савушкин. (10) Он строго посмотрел на пастуха и тихо спросил его:
– (11) Ты точно косулю видел?
– (12) Точно! (13) Видел! (14) Мамой клянусь! – пастух неуклюже перекрестился. – (15) А зачем тебе, Колёк, косуля? (16) Лето ведь – мясо испортится!
– (17) Мне не мясо, мне рога нужны, я из них лекарство сделаю! (18) Дочка у меня сильно хворает, уже третий год.
(19) Ранним утром, едва только рассвело, Савушкин взял ружьё и отправился в лощину. (20) Туман тугими лентами покрывал степь, и сквозь белые кружева синели одинокие березы, похожие на старинные корабли, застрявшие во льдах. (21) Савушкин исходил всю лощину, пролазил все перелески, но не нашёл следов косули. (22) Он знал, что ничего не найдёт. (23) Так уж, видно, суждено. (24) Суждено видеть печальные глаза девочки, которая с тоской смотрит куда-то внутрь себя, как будто чувствует, как по ее крошечному телу крадется боль. (25) Боль, похожая на большую черную кошку.
(26) Нещадно палило полуденное солнце, и воздух, словно горячий жир, стекал густыми струями на землю. (27) Нужно было возвращаться назад. (28) Савушкин спустился с холма и заплакал. (29) По его лицу, мешаясь с потом, текли слёзы и, будто кислота, разъедали кожу... (30) Самое страшное – когда она молчит, просто смотрит внутрь себя и молчит, потому что знает: никто не поможет. (31) И ты видишь, как твой ребёнок в одиночестве блуждает по бесконечным лабиринтам боли.
(32) Вдруг Савушкин замер. (33) В овражке, прорытом вешними водами, стояла косуля. (34) Совсем близко, под самым носом, шагах в двадцати. (35) Савушкин осторожно снял с плеча ружьё, взвёл курки. (36) Косуля смотрела на него, но почему-то не убегала.
– (37) Стой, стой, миленькая, стой! – шёпотом уговаривал её Савушкин. (38) Он шагнул влево и увидел рядом с косулей детёныша. (39) Малыш примостился возле матери, на траве, поджав тонкие ножки, и, сморённый жарой, устало смотрел куда-то в сторону. (40) Мать стояла возле него, закрывая своим телом от палящего солнца. (41) Прохладная тень, будто фиолетовое покрывало, лежала на сонно вздрагивающей головке детёныша. (42) Савушкин вздрогнул и попятился назад...
(43) Солнце жгло прокалённую землю. (44) Дочка сидела на крыльце и ела землянику, которую он нарвал в овраге перед самым селом.
– (45) Вкусно, миленькая? – спросил он.
– (46) Вкусно!
(47) Савушкин наклонился и погладил её мягкие волосы. (48) На голову ребёнка, будто фиолетовое покрывало, легла прохладная тень.
(По А. Владимирову*)
* Александр Павлович Владимиров —
современный писатель-прозаик.
