ВПР10 2025 (р): вариант 2

(1)...Изогнулась берёза, тянется кверху, ослепляя своей белизной, а рядом белеют стволы её соседок; вдали золотится на солнце полоска зимнего леса, и надо всем этим миром расстилается огромное синее небо. (2)«В то необычайное утро, – рассказывал великий И. Э. Грабарь о создании «Февральской лазури», – природа праздновала какой-то небывалый праздник – праздник лазоревого неба, жемчужных берёз, коралловых веток и сапфировых теней на сиреневом снегу». (3)Художник стоял около дивного экземпляра берёзы, редкостного по ритмическому строению ветвей и, заглядевшись на неё, уронил палку, нагнулся, чтобы её поднять, а когда взглянул на верхушку берёзы снизу, с поверхности снега, то обомлел от открывшегося перед ним зрелища фантастической красоты: какие-то перезвоны и перекликания всех цветов радуги, объединённые голубой эмалью неба... (4)Позже Грабарь вспоминал, что, вернувшись в 1901 году в Россию, он был несказанно потрясён красотою русского пейзажа: нигде он не видел таких чудесных берёзовых рощ, таких «восхитительных вёсен, золотых осеней, сверкающих инеев».

(По И. Долгополову)

(1)Он был гостеприимен, как магнат. (2)Хлебосольство у него доходило до страсти. (3)Стоило ему поселиться в деревне, и он тотчас же приглашал к себе кучу гостей. (4)Многим это могло показаться безумием: человек только что выбился из многолетней нужды, ему приходится таким тяжким трудом содержать всю семью – и мать, и брата, и сестру, и отца; у него нет ни гроша на завтрашний день, а он весь свой дом сверху донизу набивает гостями, и кормит их, и развлекает, и лечит!

(5)Страстная любовь к многолюдству сохранилась у Чехова до конца его дней. (6)Уже в последней стадии чахотки, когда он приехал на короткое время в Москву, к нему на квартиру стало стекаться так много народу, что с утра до ночи не было ни минуты свободной.

(7)Без этой его феноменальной общительности, без этой постоянной охоты общаться с любым человеком, без этого жгучего его интереса к биографиям, нравам, разговорам, профессиям сотен и тысяч людей он, конечно, никогда не создал бы той грандиозной энциклопедии русского быта восьмидесятых и девяностых годов, которая называется мелкими рассказами Чехова. (8)Если бы из всех этих мелких рассказов, из многотомного собрания его сочинений вдруг каким-нибудь чудом на московскую улицу хлынули все люди, изображённые там, произошла бы ужасная свалка, ибо столь густого многолюдства не могла бы вместить и самая широкая площадь.

(9)Не верится, что все эти толпы людей, кишащие в чеховских книгах, созданы одним человеком, что только два глаза, а не тысяча глаз с такою нечеловеческой зоркостью подсмотрели, запомнили и запечатлели навек всё это множество жестов, походок, улыбок, физиономий, одежд и что не тысяча сердец, а всего лишь одно вместило в себе боли и радости этой громады людей.

(10)И как весело ему было с людьми! (11)С теми, кого он любил. (12)А полюбиться ему было нетрудно, так как, хотя он был человек беспощадно насмешливый и каждого, казалось бы, видел насквозь, он при первом знакомстве с людьми почти всегда относился к ним с полной доверчивостью, и так неистощима была его душевная щедрость, что многих людей он был готов наделять богатствами своей собственной личности.

(13)Всех изумляла тогда именно эта свобода и лёгкость, с которой бьющая в нём через край могучая энергия творчества воплощалась в несметное количество бесконечно разнообразных рассказов. (14)С самой ранней юности, лет десять-двенадцать подряд, Чехов работал, как фабрика, не зная ни минуты простоя, выбрасывая горы продукции, и, хотя среди этой продукции на первых порах было немалое количество брака, в скором времени Чехов, нисколько не снижая своих темпов, стал выпускать, как будто по конвейеру, бесперебойно, один за другим, целые десятки шедевров, написанных с такой виртуозностью, что иному понадобилось бы на каждый из них никак не меньше полугода работы. (15)А он создавал их без натуги, чуть ли не ежедневно, один за другим.

(16)Через столько мировых катастроф, через три войны, через три революции прошла эта юмористика Чехова. (17)Сколько царств рушилось вокруг, сколько отгремело знаменитых имён, сколько позабыто прославленных книг, сколько сменилось литературных течений и мод, а эти чеховские однодневки как ни в чём не бывало живут и живут до сих пор.

(По К. Чуковскому)