ОГЭ 2024 (задание 10)

(1)В Ленинград пришла первая послевоенная весна. (2)Однажды я шёл с завода домой. (3)Долгий закат дымил над городом. (4)Только что прошумел дождь, ещё бренчали капли, падая с карнизов, и синие лужи на мостовых курились паром.

(5)Я вспомнил, как вернулся в Ленинград перед концом войны и не узнал его: пустынными и мёртвыми казались улицы, ни один фонарь не горел, не светились окна; на месте газонов и цветников чернела голая земля, разбитая на крохотные кривые грядки; прошлогодние листья скреблись и шуршали по дорожкам перекопанных городских садов...

(6)Я шёл медленно, подставляя лицо под капли и улыбаясь собственным мыслям. (7)В ту первую после войны весну у нас было много работы; мы отстаивали по полторы-две смены и ходили злые, невыспавшиеся. (8)А теперь вот горячка кончилась и можно будет отдохнуть.

(9)Навстречу мне шла женщина. (10)Она несла букет желтоватой черёмухи. (11)Я не успел посторониться, и шершавые мягкие листья коснулись лица. (12)На миг я ощутил полузабытый запах – такой свежий, холодящий, словно от сосульки, положенной на язык.

(13)И неожиданно я увидел эту черёмуху.

(14)Старая, раскидистая, она росла в конце тихой улочки, доставая третьи этажи. (15)Можно было подумать, будто чистое летнее облако опустилось между домами. (16)И, подойдя, я остановился у склонённых веток. (17)Кисти крупных цветов качались над самой головой. (18)Их можно было трогать. (19)Их можно было сорвать.

(20)Я протянул руку. (21)Эти цветы уже сегодня будут стоять у меня дома... (22)Надламываясь, ветка громко хрустнула. (23)Я торопливо сунул её за спину. (24)Постукивая палкой, к черёмухе подходил сутулый, худой старик. (25)Сняв шляпу, он прислонился к стволу и словно задремал. (26)Мне было слышно, как он дышит, по-старчески посапывая.

(27)Я отодвинулся и тут заметил ещё двух человек. (28)Они стояли, прижавшись друг к другу, – молоденький парень и девушка. (29)Ни меня, ни старика они, казалось, не замечали.

(30)И ещё я увидел окна. (31)Настежь распахнутые окна в соседних домах. (32)Казалось, дома тоже дышали, жадно и глубоко...

(33)Я представил себе тех, кто живёт на этой улице, и подумал: как удалось им сохранить черёмуху? (34)Не со слов – сам знаю: страшной блокадной зимой, когда в комнатах застывает вода и когда садится на стенках иней, чем не пожертвуешь ради крохи тепла, ради слабенького пламени в печурке? (35)А огромное старое дерево – уцелело. (36)Не в саду, не в парке – прямо на улице, никем не охраняемое... (37)Неужто на пороге смерти своей заботились люди о красоте и ждали весны?

(По Э.Ю. Шиму)*
* Шим Эдуард Юрьевич (1930–2006) – советский писатель, драматург,
автор нескольких сборников рассказов для детей и взрослых.

(1)Запах кофе был для Андрея не просто запахом. (2)Он был незабываемым воспоминанием, воспоминанием о прошлом, о детстве, о счастье, о том самом настоящем счастье, которое можно испытать только тогда, когда лет тебе совсем мало. (3)Запах молотого кофе всегда наводит его на эти воспоминания...

(4)Дома у них, по правде говоря, кофе не водился. (5)Насколько Андрей помнил, ни мать, ни отец его не пили. (6)Не любили? (7)Или попросту отказывались из соображений экономии, считали, что дорого? (8)Сейчас даже в голове не укладывается, как они жили тогда, но ведь жили же как-то... (9)А нынешним детям, наверное, и не объяснишь, что в его детстве не то что не было ни кока-колы или там фанты – слов-то таких не знали. (10)Лимонад и сок маленькому Андрюшке покупали лишь изредка, а дома пили в основном чай.

(11)А вот бабушка, мамина мама, та не могла жить без кофе, и священный бабушкин кофейный ритуал, когда в её квартиру вселялся дух кофе, завораживал Андрюшу.

(12)Дефицитным продуктом бабулю обеспечивала соседка Нина, продавщица овощного отдела в гастрономе на углу. (13)Она приносила бабушке плотные коричневые бумажные пакеты с кофейными зёрнами.

(14)Ни бабушки, ни Нины давно нет на свете, а воспоминания остались, да какие яркие и почти осязаемые! (15)О том, как бабушка, такая вся домашняя и уютная, в собственноручно сшитом зелёном клетчатом фартуке, распечатывает на кухне хрустящий пакет и высыпает твёрдые зерна в ручную кофемолку. (16)Маленький Андрей тут как тут. (17)Ему тоже хочется покрутить тугую пластмассовую ручку, очень тонкую и поэтому неудобную. (18)Но ещё больше хочется, чтобы бабушка разрешила взять одно зёрнышко. (19)Вкус разгрызенного кофейного зерна всегда очень нравился Андрею: он напоминал шоколад и в то же время казался каким-то другим, даже ещё лучше, чем шоколад.

(20)Ну и конечно – запах! (21)Чаще всего маленький Андрей, когда оставался у бабушки, просыпался именно от него, и он до сих пор помнит то радостное ощущение на границе меж сном и явью, когда так трудно открыть глаза и ты ещё не понимаешь, отчего это так хорошо на душе... (22)И лишь потом, разлепив наконец веки, осознаёшь, что это бабушка в кухне готовит кофе, а впереди целый долгий безмятежный день, счастливый и беззаботный...

(23)Интересно, отчего эти незамысловатые, но такие милые сердцу картинки до сих пор так прочно остаются в его памяти? (24)Может быть, потому, что у бабушки ему действительно было хорошо? (25)Родной дом был связан в детском сознании с серыми буднями, с ненавистным ранним вставанием сначала в детсад, потом в школу, с нудными повседневными обязанностями и вечным домашним заданием, с постоянными родительскими ссорами, с мамиными криками и слезами. (26)У бабушки же, куда его часто привозили на выходные, всё было не так. (27)Здесь было тихо и спокойно, никто Андрюшку не ругал и не кричал на него. (28)Бабушка кормила его тем, что он любит, подсовывала лучшие кусочки, разрешала гулять до позднего вечера, а укладывая спать, всегда рассказывала что-нибудь. (29)И он так любил слушать её истории.

(По О. Ю. Рою) *
* Рой Олег Юрьевич (род. в 1965 г.) – современный российский писатель.

Действующая армия, «Комсомольская правда»,
фронтовой очерк, 1941, 21 августа.

(1)Дети! (2)На десятки тысяч из них война обрушилась точно так же, как и на взрослых, уже хотя бы потому, что сброшенные над мирными городами фашистские бомбы имеют для всех одинаковую силу. (3)Остро, чаще острее, чем взрослые, подростки мальчуганы, девочки переживают события Великой Отечественной войны. (4)Они жадно, до последней точки, слушают сообщения Информбюро, запоминают все детали героических поступков, выписывают имена героев, их звания, их фамилии. (5)Они с беспредельным уважением провожают уходящие на фронт эшелоны, с безграничной любовью встречают прибывающих с фронта раненых.

(6)Я видел наших детей в глубоком тылу, в тревожной прифронтовой полосе и даже на линии самого фронта. (7)И повсюду я видел у них огромную жажду дела, работы и даже подвига.

(8)Фронтовая полоса. (9)Пропуская гурты колхозного скота, который уходит к спокойным пастбищам на восток, к перекрёстку села, машина останавливается. (10)На ступеньку вскакивает хлопчик лет пятнадцати. (11)Он что-то просит. (12)Что мальчишке надо? (13) Нам непонятно. (14)Хлеба? (15)Потом вдруг всё встаёт на свои места.

– (16)Дяденька, дайте два патрона.

– (17)На что тебе патроны?

– (18)А так... на память.

– (19)На память патронов не дают.

(20)Сую ему решётчатую оболочку от ручной гранаты и стреляную блестящую гильзу. (21) Губы мальчишки презрительно кривятся.

– (22)Ну вот! (23)Что с них толку?

– (24)Ах, дорогой! (25)Так тебе нужна такая память, с которой можно взять толку? (26) Может быть, тебе дать вот эту чёрную, яйцом, гранату? (27)Может быть, тебе отцепить от тягача вот ту небольшую противотанковую пушку? (28)Лезь в машину, не ври и говори всё прямо. (29)И вот начинается рассказ, полный тайных недомолвок, увёрток, хотя в общем нам уже всё давно ясно.

(30)Сурово сомкнулся вокруг густой лес, легли поперёк дороги глубокие овраги, распластались по берегам реки топкие камышовые болота. (31)Уходят отцы, дяди и старшие братья в партизаны. (32)А он ещё молод, но ловок, смел. (33)Он знает все лощинки, последние тропинки на сорок километров в округе. (34)Боясь, что ему не поверят, он вытягивает из-за пазухи завёрнутый в клеёнку комсомольский билет. (35)И не будучи вправе рассказать что-либо больше, облизывая потрескавшиеся, запылённые губы, он ждёт жадно и нетерпеливо.

(36)Я смотрю ему в глаза. (37)Я кладу ему в горячую руку обойму. (38)Это обойма от моей винтовки. (39)Она записана на мне. (40)Я беру на себя ответственность за то, что каждая выпущенная из этих пяти патронов пуля полетит точно в ту, какую надо, сторону.

– (41)Как тебя зовут?

– (42)Яков.

– (43)Послушай, Яков, ну зачем тебе патроны, если у тебя нет винтовки? (44)Что же ты, из пустой глиняной крынки* стрелять будешь?

(45)Грузовик трогается. (46)Яков спрыгивает с подножки, он подскакивает и весело кричит что-то несуразное, бестолковое. (47)Он смеётся, загадочно грозит мне вдогонку пальцем и исчезает в клубах пыли.

(48)Ой, нет! (49)Этот паренёк заложит обойму не в пустую крынку.

(50)Ещё один случай. (51)Перед боем на берегу одной речки встретил я парнишку. (52) Разыскивая пропавшую корову, чтобы сократить путь, он переплыл реку и неожиданно очутился в расположении немцев. (53)Спрятавшись в кустах, он сидел в трёх шагах от фашистских командиров, которые долго разговаривали о чём-то, держа перед собой карту. (54)Он вернулся к нам и рассказал о том, что видел. (55)Я у него спросил:
– Погоди! (56)Но ведь ты слышал, что говорили их начальники, и понимал, что это для нас очень важно.

(57)Паренёк удивился:
– Так они же, товарищ командир, говорили по-немецки!

– (58)Знаю, что не по-турецки. (59)Ты сколько окончил классов? (60)Девять? (61)Так ты же должен был хоть что-нибудь понять из их разговора?

(62)Он уныло и огорчённо развёл руками:
– Эх, товарищ командир! (63)Кабы я про эту встречу знал раньше...

(По А.П. Гайдару*)
* Гайдар Аркадий Петрович (настоящая фамилия – Голиков, 1904–1941) –
детский писатель, киносценарист, участник Гражданской и Великой Отечественной войн.

_______________________________________

* Кры́нка – кувшин, горшок для молока.

(1)В эту ночь Сергей возвращался из соседней деревни. (2)Он шагал прямиком по степи. (3)Пока совсем не стемнело, Сергей видел знакомые очертания гор и не боялся сбиться с пути. (4)Но сумерки сгущались. (5)И горизонт растаял. (6)А скоро совсем ничего не стало видно, даже свою вытянутую руку. (7)И не было звёзд. (8)Глухая тёмная ночь навалилась, как тяжёлая чёрная вата. (9)Ветер, который летел с северо-запада, не смог победить эту плотную темноту, ослабел и лёг спать в сухой траве.

(10)Сергей шёл и думал, что заблудиться ночью в степи в сто раз хуже, чем в лесу. (11) В лесу даже на ощупь можно отыскать мох на стволе или наткнуться на муравейник и узнать, где север и юг. (12)А здесь темно и пусто. (13)И тишина. (14)Слышно лишь, как головки каких-то цветов щёлкают по голенищам сапог.

(15)Сергей поднялся на высокий холм и хотел идти дальше, но вдруг увидел в стороне маленький огонёк. (16)Он горел неподвижно, словно где-то далеко светилось окошко. (17) Сергей повернул на свет. (18)Он думал, что ещё придётся много шагать, но через сотню метров подошёл к низкой глинобитной мазанке*. (19)Огонёк был не светом далёкого окошка, а пламенем керосиновой лампочки. (20)Она стояла на плоской крыше мазанки, бросая вокруг жёлтый рассеянный свет.

(21)Сергей постучал в оконце и через несколько секунд услышал топот босых ног. (22) Скрипнул крючок. (23)Мальчик лет десяти или одиннадцати взглянул снизу вверх на Сергея.

– (24)Заблудились?

– (25)Мне надо на Кара-Сук, – сказал Сергей.

– (26)Это правее, километра три отсюда. (27)А вы, видимо, не здешний?

– (28)Будь я здешний, разве бы я заблудился? – раздражённо заметил Сергей.

– (29)Случается… (30)Есть хотите?

– (31)Хочу.

(32)Мальчик скрылся за скрипучей дверью и сразу вернулся с большим куском хлеба и кружкой молока.

– (33)Ты, что же, здесь один?

– (34)Не… (35)Я с дедом. (36)Отару овец пасём.

– (37)А зачем у вас лампа на крыше горит? – спросил Сергей, прожёвывая хлеб.

– (38)Да так, на всякий случай. (39)Вдруг заплутается кто… (40)А в степи ни огонька.

– (41)Спасибо, ̶ сказал Сергей, протягивая кружку.

(42)Сергей не стал объяснять, что сказал спасибо не за еду, а за огонёк, который избавил его от ночных блужданий.

– (43)Ты каждую ночь зажигаешь свой маяк? – спросил Сергей.

– (44)Каждую… (45)Только дед сердится, что я керосин зря жгу. (46)Я теперь стал рано-рано вставать, чтобы успеть погасить. (47)Дед проснётся, а лампа уже на лавке…

(48)Мальчик негромко засмеялся, и Сергей тоже улыбнулся.

(49)Вскоре Сергей задремал. (50)Когда он проснулся, то увидел, что ночь посветлела. (51) Снова проступили очертания гор, начинался синий рассвет.

– (52)Эй, внук, – донёсся из мазанки стариковский голос, – лампу задул? (53)А то я сегодня рано встаю.

(54)Мальчик вскочил – Сергей весело рассмеялся и протянул ему руку.

– (55)Мне пора… (56)Спасибо за огонёк!

(57)Мальчик смущённо подал маленькую ладонь и покосился на лампу. (58)Она всё ещё горела неподвижным жёлтым огнём.

(По В.П. Крапивину*)
* Крапивин Владислав Петрович (род в 1938 г.) –
советский и российский детский писатель.
Его книги были включены в «Золотую библиотеку избранных произведений для детей и юношества»,
«Библиотеку приключений и научной фантастики», «Библиотеку мировой литературы для детей».
Некоторые произведения писателя экранизированы.

(1)Мы ехали на охоту с моими друзьями, Константином и Львом. (2)Вдруг Костя обратил внимание на узкую тёмную полоску на севере. (3)Через полчаса стало ясно, что нужно уносить ноги, и чем быстрее, тем лучше. (4)Тёмная полоска вытягивалась в огромную крокодилью морду и явно норовила заглотить нас вместе с машиной. (5)Дождь со снегом всё усиливался. (6)Земля мгновенно раскисла и превратилась в суперклей. (7)Резко похолодало. (8)Я завёл машину, но проехать удалось немного: липкая грязь забила колёса, и двигатель заглох. (9)Порывы ветра раскачивали машину, и казалось, что она сейчас перевернётся и покатится вместе с нами, как перекати-поле!

(10)Я знал, что такие бури в степи могут длиться до двух-трёх суток. (11)Бензина, чтобы обогревать салон, хватило бы нам часов на двадцать, а что дальше?.. (12)Медленно замерзать?

(13)И тогда Костя предложил Льву оставить меня, как самого слабого, в машине, а самим, двоим крепким парням, пойти, наперекор стихии, искать дорогу и постараться выйти к людям. (14)Больше ни Костя, ни я не успели и рта раскрыть, как Лев заявил, что у него есть продукты и он, разумеется, никуда из машины не пойдёт! (15)Так что у нас с Костей выбора не было.

…(16)Ветер валил с ног. (17)Недавно мне сделали операцию, и, конечно, мне было трудно. (18)Когда я не мог встать, Костя помогал, и мы, опершись на два ружья, стояли спина к спине и отдыхали.

(19) В очередной раз я упал и, барахтаясь в тягучей массе, не заметил, что потерял сапог. (20)Только когда нога стала неметь, я обнаружил это. (21)Сил вернуться не было, но Костя вернулся и с трудом, ползая по грязи, нашёл мой сапог. (22)Потом мы шли, по очереди толкая друг друга, или отдыхали, опираясь спинами.

(23)Мы шли уже четыре часа, останавливались и стреляли в воздух, надеясь на чудо, но только свирепые льдинки, как зубы хищников, клацали у наших задубелых лиц.

– (24)Врёте, не дойдёте! – казалось, зловеще шипели они.

– (25)Не на тех напали! – время от времени кричали мы им.

(26)Неизвестно, сколько бы времени мы шли, как вдруг услышали мощный гул и увидели свет. (27)Мы начали стрелять, не жалея патронов, и через минуту к нам подъехало несколько мощных военных машин.

(28)Так мы познакомились с нашим спасителем – комбатом Пугачёвым. (29)По нашим следам он послал одну из машин с солдатами. (30)Мы же с Костей мгновенно заснули, даже раньше, чем нас заволокли в машины, стащили с нас сапоги и мокрую одежду. (31) Мы спали, пока не появился Лев, бодрый и весёлый.

– (32)А я и не сомневался, что Костя что-нибудь придумает и не оставит меня в этой степи, – сказал он невозмутимо.

(33)Солдаты нашли его по нашим следам, прицепили тросом к мощной машине и притащили в безопасное место.

(34)Мы расстались на следующее утро с целым батальоном самых лучших в мире друзей – рядовых и офицеров Советской Армии.

(35)Я и сейчас готов на любую охоту, хоть на львов в Африке: Константин в беде друга не бросит. (36)И хорошо бы рядом снова оказались комбат Пугачёв и солдаты.

(По Е. Рудакову*)
* Рудаков Евгений – современный писатель.

(1)В нашей паре я был ведущим, а Павлик – ведомым. (2)Недоброжелатели считали, что Павлик был приложением ко мне. (3)На первый взгляд так оно и было. (4)Меня нельзя было приглашать на день рождения без Павлика. (5)Я покинул футбольную дворовую команду, где считался лучшим бомбардиром, когда Павлика отказались взять хотя бы запасным, и вернулся вместе с ним. (6)Так возникла иллюзия нашего неравенства. (7)На самом деле ни один из нас не зависел от другого, но душевное превосходство было на стороне Павлика. (8) Его нравственный кодекс был строже и чище моего. (9)Павлик не признавал сделок с совестью, тут он становился беспощаден.

(10)Однажды я на своей шкуре испытал, насколько непримиримым может быть мягкий, покладистый Павлик. (11)На уроках немецкого я чувствовал себя принцем. (12)Я с детства хорошо знал язык, и наша «немка» Елена Францевна души во мне не чаяла и никогда не спрашивала у меня уроков. (13)Вдруг ни с того ни с сего она вызвала меня к доске. (14) Как раз перед этим я пропустил несколько дней и не знал о домашнем задании. (15) Поначалу всё шло хорошо: я проспрягал какой-то глагол, отбарабанил предлоги, прочёл текст и пересказал его.

– (16)Прекрасно, – поджала губы Елена Францевна. – (17)Теперь стихотворение.

– (18)Какое стихотворение?

– (19)То, которое задано! – отчеканила она ледяным тоном.

– (20)А вы разве задавали?

– (21)Привык на уроках ворон считать! – завелась она с пол-оборота. – (22)Здоровенный парень, а дисциплина...

– (23)Да я же болел!

– (24)Да, ты отсутствовал. (25)А спросить у товарищей, что задано, мозгов не хватило?

(26)Взял бы да и сказал: не хватило. (27)Ну что она могла мне сделать? (28)О домашних заданиях я спрашивал у Павлика, а он ни словом не обмолвился о стихотворении. (29) Забыл, наверное. (30)Я так и сказал Елене Францевне.

– (31)Встань! — приказала Павлику «немка». – (32)Это правда?

(33)Он молча наклонил голову. (34)И я тут же понял, что это неправда. (35)Как раз о немецком я его не спрашивал...

(36)Елена Францевна перенесла свой гнев на Павлика. (37)Он слушал её молча, не оправдываясь и не огрызаясь, словно всё это нисколько его не касалось. (38)Спустив пары, «немка» угомонилась и предложила мне прочесть любое стихотворение на выбор... (39) Я получил «отлично».

(40)Вот так всё и обошлось. (41)Когда, довольный и счастливый, я вернулся на своё место, Павлика, к моему удивлению, не оказалось рядом. (42)Он сидел за пустой партой далеко от меня.

– (43)Ты чего это?..

(44)Он не ответил. (45)У него были какие-то странные глаза – красные и налитые влагой. (46)Я никогда не видел Павлика плачущим. (47)Даже после самых жестоких, неравных и неудачных драк, когда и самые сильные ребята плачут, он не плакал.

– (48)Брось! – сказал я. – (49)Стоит ли из-за учительницы?

(50)Он молчал и глядел мимо меня. (51)Какое ему дело до Елены Францевны, он и думать о ней забыл. (52)Его предал друг. (53)Спокойно, обыденно и публично, ради грошовой выгоды предал человек, за которого он, не раздумывая, пошёл бы в огонь и в воду.

(54)Никому не хочется признаваться в собственной низости. (55)Я стал уговаривать себя, что поступил правильно. (56)Ну покричала на него «немка», подумаешь, несчастье! (57) Стоит ли вообще придавать значение подобной чепухе?.. (58)И всё же, окажись Павлик на моём месте, назвал бы он меня? (59)Нет! (60)Он скорее проглотил бы собственный язык. (61)Когда прозвучал звонок, я подавил желание броситься к нему, признавая тем самым свою вину и готовность принять кару.

(62)Потом было немало случаев, когда мы могли бы вернуться к прежней дружбе, хотя Павлик не хотел этого: ему не нужен был тот человек, каким я вдруг раскрылся на уроке немецкого.

(По Ю.М. Нагибину*)
* Нагибин Юрий Маркович (1920–1994) –
русский советский писатель-прозаик, журналист и сценарист.

(1)У меня был закадычный друг, чернявый, густоволосый, подстриженный под девочку Митя Гребенников. (2)Наша с ним дружба началась, кажется, ещё в возрасте четырёх лет.

(3)Митя был жителем нашего дома, но недавно его родители поменяли квартиру. (4) Митя оказался по соседству в большом шестиэтажном доме и ужасно заважничал. (5)Дом был правда хоть куда: с роскошными парадными, тяжёлыми дверями и просторным бесшумным лифтом. (6)Митя не уставал хвастаться своим домом: «Когда глядишь на Москву с шестого этажа…», «Не понимаю, как люди обходятся без лифта…» (7)Я деликатно напомнил, что совсем недавно он жил в нашем доме и прекрасно обходился без лифта. (8) Глядя на меня влажными тёмными глазами, Митя брезгливо сказал, что это время кажется ему страшным сном. (9)За такое следовало набить морду. (10)Но Митя не только внешне походил на девчонку – слабодушный, чувствительный, слезливый, хотя и способный к истерическим вспышкам ярости, и на него рука не поднималась. (11)И всё-таки я ему всыпал. (12) С истошным рёвом он бросился на меня... (13)Чуть ли не на другой день Митя полез мириться. (14)«Наша дружба больше нас самих, мы не имеем права терять её» – вот какие фразы умел он загибать. (15)Митина вздорность, перепады настроений, чувствительные разговоры, готовность к ссоре, проявляющаяся при первой же возможности, стали казаться мне непременной принадлежностью дружбы.

(16)Наша драгоценная дружба едва не рухнула в первый же школьный день. (17)Когда выбирали классное самоуправление, Митя предложил меня в санитары. (18)А я не назвал его имени, когда выдвигались кандидатуры на другие общественные посты, – то ли от растерянности, то ли мне казалось неудобным называть его, после того как он выкрикнул моё имя. (19)Митя не выказал ни малейшей обиды, но его благодушие рухнуло в ту минуту, когда большинством голосов я был выбран санитаром. (20)Ничего заманчивого в этой должности не было, но у Мити словно помутился разум от зависти.

(21)Ко всему ещё он оказался ябедой. (22)Однажды классная руководительница велела мне остаться после занятий и учинила грандиозный разнос за игру на деньги. (23)Лишь раз в жизни играл я в расшибалку, быстро продул семь копеек наличными и ещё рубль в долг. (24) Но на том и кончилось моё знакомство с азартными играми.

(25)Прижатый в угол, Митя признался в доносе. (26)Важно заметить, что он оговорил меня для моей же пользы, боясь, как бы дурные наклонности вновь не пробудились во мне. (27) А затем со слезами Митя требовал вернуть ему былое доверие ради святой дружбы, что «больше нас самих», и пытался влепить мне иудин поцелуй. (28)Всё это выглядело фальшиво, скверно, непорядочно, тем не менее я ещё года два участвовал в недостойном фарсе, пока вдруг не понял, что у настоящей дружбы совсем иной адрес.

(По Ю.М. Нагибину*)
* Нагибин Юрий Маркович (1920–1994) –
русский советский писатель-прозаик, журналист и сценарист.

(1)Он проснулся ночью неизвестно от чего. (2)То ли от ветра – мать его всегда открывала на ночь окно, то ли от щелчков усохших половиц. (3)А может быть, его разбудила внутренняя тревога, потому что накануне вечером он поссорился с родителями.

(4)Отец, по настоянию матери, отругал его за разбитые ботинки. (5)А что же, ему играть в футбол без ботинок, что ли? (6)А потом отец так разошёлся, что запретил ему идти завтра в кино.

(7)Он ждал этого кино целую неделю. (8)И фильм-то был старый – «Золушка», и он понимал, что история маленькой девочки Золушки – это неправда, что это сказка, что ничего этого никогда в жизни не было. (9)Даже тысячу лет назад, когда люди ездили по земле только на лошадях, а по морю ходили на парусниках. (10)И всё равно он мечтал о том, как снова увидит этот фильм, как погаснет свет и начнётся нечто невообразимо волшебное.

(11)Да, скорее всего, он проснулся именно от этой нестерпимой, несправедливой обиды. (12)Ему приснился сон, что он после незаслуженного оскорбления уходит из дому навсегда. (13)И остаётся один на всём свете.

(14)Он лежал в темноте и слушал каждый шорох, раздававшийся в комнате. (15)И ему казалось, что он на самом деле совсем один на всём свете. (16)Так страшно было темно, так сильно надувал ветер парусом занавески и звенел мелким звоном в стекле.

(17)Ничего не было слышно из-за ветра: ни ночного разговора большого города, ни посапывания родителей в соседней комнате. (18)Только иногда трещали половицы, будто кто-то невидимый ходил по комнате. (19)Это ещё больше пугало мальчика.

(20)Снова скрипнула половица. (21)Мальчик напряг слух, но услышал лишь вой ветра, который дул из пустоты. (22)Он хотел крикнуть и позвать мать. (23)Ему необходимо было разорвать своё одиночество, такое длинное и бесконечное одиночество, которым он так гордился вчера.

(24)Как он тогда крепко сжимал губы и гордился внутренне тем, что не произнёс за весь вечер ни слова.

(25)Он уже забыл про свою гордость. (26)Ему хотелось закричать. (27)Но тут, к своей великой радости, он услышал, как мать заворочалась в постели. (28)Потом отец сонным голосом спросил:
– Который час?

– (29)Спи, спи, – ответила мать. – (30)Ещё рано.

(31)У мальчика по всему телу разлилась приятная теплота. (32)И уже сквозь сон он слышал, как мать встала, прикрыла окно, почему-то пощупала его лоб.

(33)Дворники заговорили под окнами. (34)Их голоса в раннем, пустом городе звенели и отдавались вдалеке. (35)Пролетел самолёт.

– (36)Хабаровский, «Ту-114», – сказал отец. – (37)Скоро вставать.

(38)Пропал куда-то ночной ветер, не скрипели половицы.

– (39)Что-то я, по-моему, вчера переругал Серёжку, – сказал отец. (40)Несправедливо.

– (41)Переругал, – ответила мать.

– (42)Придётся извиниться, – грустно сказал отец. – (43)И отпустить его в кино.

(44)Но Серёжка этого уже не слышал. (45)Он крепко спал. (46)И совсем забыл про какой-то ночной ветер, про какие-то страхи и про то, что он несколько минут пробыл один на всём свете.

(По В.К. Железникову*)
* Железников Владимир Карпович (1925–2015) –
детский писатель, киносценарист, лауреат литературных премий.

(1)Когда в Белозерской школе пишут сочинение о войне, учителя знают: у кого-то в тетрадке обязательно появятся сыновья Пешеходова – Семён и Василий. (2)Сыновья или кинутся под танк, или окажутся в горящем Сталинграде, или спасут полковое знамя. (3)И, прочитав, к примеру, о том, что Семён и Василий первыми таранили фашистский «мессер», учителя не возмущаются и не дают волю красному карандашу. (4)Они знают, в чём дело.

(5)В воскресные дни в людных местах Белозерска появляется старик с выцветшими глазами. (6)Былой цвет определить трудно, словно глаза заволокло дымом, а сквозь дым не видно цвета. (7)На старике солдатская гимнастёрка.

(8)Пешеходов не задерживается среди взрослых, его лучшие приятели и слушатели – ребятня. (9)Эти засыпают вопросами, на которые он отвечает с великой охотой. (10)Более того, он ждёт этих вопросов и, отвечая на них, испытывает удивительное чувство, знакомое лишь засыхающему дереву, когда на его узловатой мёртвой ветке неожиданно зазеленеет листок.

– (11)Дедушка Пешеходов, верно, что ты на войне до Берлина пешком дошёл? – спрашивает старика кто-то из маленьких собеседников.

(12)И старик отвечает:
– Прошёл до Берлина… (13)Пешком. (14)И фамилия моя потому Пешеходов.

– (15)А ты не устал?

– (16)Устал. (17)Что поделаешь! (18)Идёшь, идёшь, и конца не видно. (19)Я своих сыновей так и не догнал.

– (20)Они быстро шли?

– (21)Быстро.

– (22)Пешком?

– (23)Пешком. (24)Они же у меня Пешеходовы… (25)Только сыновья моложе. (26)Ноги у них резвые. (27)Я не поспевал за ними.

(28)Постепенно кружок слушателей увеличивается. (29)Приходят новички и те, кто уже много раз слушал дедушку Пешеходова. (30)Эти заранее знают его ответы, но терпеливо молчат. (31)У них со стариком как бы разыгрывается спектакль. (32)И каждый хорошо знает свою роль.

– (33)Дедушка Пешеходов, – уже в который раз спрашивают ребята, – а кто в первый день войны встретил немцев под Бугом?

– (34)Мои сыновья, Семён и Василий, – как бы впервые отвечает старик.

– (35)А кто в Сталинграде стоял до последнего дыхания?

– (36)Мои сыновья, Семён и Василий.

– (37)А кто грудью упал на вражескую амбразуру?

– (38)Мои сыновья…

(39)И тут, как бы желая задать старику задачу, кто-нибудь обязательно спрашивает:
– Как же они до Берлина дошли, если грудью на амбразуру? (40)А там пулемёт?

(41)Нет, не собьёшь старика!

– (42)Они поднялись с амбразуры и зашагали дальше, – невозмутимо отвечает он, и в его глазах, застеленных дымом, проступает такая непоколебимая уверенность, что никто из слушателей уже не решается усомниться в словах старого солдата.

(43)А к тому времени уже готовы новые вопросы, и старик отвечает на них сдержанно и достойно.

– (44)А на Курской дуге кто задержал «тигров» и «фердинандов»?

– (45)Мои сыновья…

– (46)А кто в Берлине Красное знамя над рейхстагом поднял?

– (47)Мои сыновья…

– (48)Везде поспевали?

– (49)Везде. (50)Ноги у них молодые. (51)Шли, шли без отдыха, а вернуться с войны домой сил не хватило.

– (52)Так и не вернулись?

– (53)Так и не вернулись. (54)Спят в могиле.

(55)И тогда кто-то из ребят решается спросить:
– Где их могила?

(56)Старик распрямляется, и вечный дым, стоящий в его глазах, развеивается. (57)Он говорит:
– Мои сыновья спят во всех солдатских могилах. (58)По всей родной земле.

(59)И оттого, что сыновья дедушки Пешеходова спят во всех братских могилах, детские горячие умы снова превращают их в былинных героев, готовых проснуться, когда пробьёт час!

(По Ю.Я. Яковлеву*)
* Юрий Яковлевич Яковлев (1923–1996) – писатель и сценарист,
автор книг для детей и юношества, сценариев игровых и анимационных фильмов.

(1)По дому плавали запахи и крики. (2)Надежда накрывала стол и ругалась с Оксаной, которая находилась в ванной и отвечала через стену. (3)Слов не было слышно, но Корольков улавливал смысл конфликта. (4)Конфликт состоял в том, что Надежда хотела сидеть за столом вместе с молодёжью, а Оксана именно этого не хотела и приводила в пример других матерей, которые не только не сидят за столом, но даже уходят из дома. (5)Надежда кричала, что она потратила неделю на приготовление праздничного стола и всю прошлую жизнь на воспитание Оксаны и не намерена сидеть на кухне, как прислуга. (6)Корольков лежал у себя в комнате на диване и думал о том, что Оксана не умеет разговаривать с матерью, а Надежда – с дочерью. (7)Она командует, унижая её. (8)И они зажигаются друг о друга, как спичка о коробок. (9)Корольков знал по себе: от него тоже можно чего-то добиться только лестью. (10)Лесть как бы приподнимала его возможности, и он стремился поднять себя до этого нового и приятного ему предела.

(11)Отворилась дверь, и вошла Оксана в длинной новой кофте в стиле «ретро», или, как она называла, «ретрухи».

– (12)Пап, ну скажи ей, – громко пожаловалась Оксана. – (13)Чего она мне нервы мотает?

– (14)Как ты разговариваешь с матерью? – одёрнул Корольков.

– (15)Ну, пап. (16)Ну, чего она сядет с нами? (17)Я всё время буду в напряжёнке. (18)Она вечно что-нибудь ляпнет, и всем неудобно…

– (19)Что значит «ляпнет»?

– (20)Ну, не ляпнет. (21)Произнесёт тост за мир во всём мире. (22)Или начнёт обращать на меня внимание… (23)Или начнёт всем накладывать на тарелки, как будто голод…

– (24)Довольно-таки противно тебя слушать, – объявил Корольков. – (25)Ты говоришь, как законченная эгоистка.

– (26)Но ведь мой день рождения. (27)Мне же шестнадцать лет. (28)Почему в этот день нельзя сделать так, как я хочу?

(29)Корольков посмотрел с тоской на её чистенькое новенькое личико с новенькими ярко-белыми зубами и подумал, что её перелюбили в детстве и теперь придётся жать то, что посеяли. (30)Он понимал, что нужен был дочери не тогда, когда носил её на руках и посещал в оздоровительном детском лагере. (31)А именно теперь, в шестнадцать лет, когда закладывается фундамент всей дальнейшей жизни. (32)И не амбулаторно, как говорят врачи, – пришёл, ушёл. (33)А стационарно. (34)Каждый день. (35)Чтобы не пропустить возможных осложнений. (36)А осложнения, как он понимал, неизбежны.

(37)Позвонили в дверь. (38)Оксану как ветром сдуло вместе с её неудовольствием, и через секунду послышался её голос – тугой и звонкий, как струя, пущенная под напором. (39)С ней было всё в порядке. (40)Впереди праздник, и жизнь – как праздник.

(По В. Токаревой)*
* Токарева Виктория Самойловна (род. в 1937 г.) –
современный российский прозаик и сценарист.