ОГЭ 2024 (задание 10)

(1)Наш полк стоял в городе Катовице. (2)Война только что окон­чилась, самая кровавая и страшная из войн, какие когда-либо знало человечество.

(3)Четырнадцать собак несли охрану нашей комендатуры. (4)Тринадцать немецких овчарок и одна татра — горная чешская овчарка, охранявшая от волков стада домашнего скота.

(5)Обычно эти собаки довольно миролюбивы, злобность и недо­верчивость их проявляются лишь при встрече с хищником, но наша татра представляла редкое исключение: она была необычайно свирепая, никого не подпускала к себе, с бешеной яростью бросалась на каждого, кто осмеливался приблизиться к ней. (6)Видимо, крепко ей досталось от людей за годы войны...

(7)Однажды перед комендантом предстал мужчина. (8)Поляк. (9)Худой, измождённый, лет пятидесяти. (10) С первого взгляда в нём без труда можно было узнать одного из тех узников фашистских концентрационных лагерей, которых спасло лишь быстрое наступление советских войск. (11)Казалось, миллионы страдальцев, — сожжённых, удушенных, замученных в гитлеровских фабриках ужаса, — ожили в этом человеке и немо кричали каждой чёрточкой его внешности. (12)Он попросил, чтоб его провели к коменданту.

— (13)Проше пана... проше, — сняв мятое кепи, с глубокой моль­бой произнёс он медленно, с запинкой, мешая русские и польские сло­ва, — пан пулковник... товарищ пулковник, я... извиняйте меня... я слухал, мне говорили, здесь собака есть породы татра. (14)У вас на ка­раульной службе... (15)Я ишчу собака. (16)Я потерял её в начале войны. (17)Разрешите мне её посмотреть, пан пулковник... (18)И если она мой... если вы не против, прошу отдать мне... (19)Это всё, что у меня ос­талось после война...

(20)Выяснилось, что у него на всём белом свете ни одной родной души. (21)Жена и дочь погибли в газовой камере.

— (22)Разрешите... извиняйте меня... — твердил он, продолжая мять в руках своё старенькое кепи.

(23)Ему разрешили.

— (24)Дзенькуе... дзенькуе, пан... товарищ... — благодарил он, прижимая руки к груди.

(25)Собаки сидели в глубине двора, причём татра, ввиду её особой злобности, была привязана на короткой цепи. (26)По распоряжению полковника поляка пропустили во двор. (27)Он пошёл к собакам, увидел среди них одну белую, прищурился... (28)Походка его вдруг сделалась неверной, шаткой, как у глубокого старика; казалось, вот-вот он упадёт. (29)Вглядываясь напряжённо, поляк шёл к татре.

(30)Издали собака заметила направлявшегося к ней человека. (31)Татра рванулась к нему — и замерла, словно боясь ошибиться.

(32)Всё так же молча, напряжённо щурясь, всё так же неуверенно шаркая ногами, ничего не видя, не ощущая вокруг себя, кроме маячившего белого пятна за проволочной сеткой, он наконец тихо-тихо по­звал её по имени. (33)Звука почти не было слышно, только шелест губ, но собака услышала. (34)У неё от напряжения мелко дрожали уши. (35)В них сейчас было выражено всё: страстное, нетерпеливое ожидание чего-то невероятного, что должно свершиться сейчас, жгучая надежда и — затаённый страх: вдруг это мираж, мелькнёт и исчезнет, и снова ненавистная жизнь за сеткой, тоска... (36)В эти мгновения собака переживала и чувствовала то же самое, что и подходивший к ней человек. (37)И когда шёпот поляка донёсся до неё, татра бросилась навстре­чу хозяину. (38)Человек распахнул вольер, кинулся к собаке, упал на колени, обнял её, она прижалась к нему, и они замерли в этой полной трагизма и радости позе...

(39)Татру невозможно было узнать. (40)Куда девался её свирепый нрав, её лютая ненависть ко всем окружающим! (41)Она стала тихая, смирная и только всё старалась заглянуть в глаза хозяину, ластилась к нему, как бы всё ещё не веря, что это он и они больше не расстанутся...

(42)Неузнаваем стал и поляк, её повелитель. (43)В его глазах появилось новое выражение, он улыбался, был полон планов на будущее...

(44)Кто-то умный сказал, что отношения между собакой и человеком гораздо сложнее, чем думают многие. (45)Они, эти отношения, вовсе не исчерпываются тем, что вы накормите её, а собака в ответ покараулит дом ваш. (46)Она дарит вам чувство, и это чувство пробуждает ответное чувство, которое нельзя измерить никакими известными нам эталонами.

(По Б. Рябинину*)
* Борис Рябинин (1911-1990) — уральский писатель-прозаик.

(1)В поезде на Владивосток в купе со мной ехали молодожёны Галя и Юра, выпускники Московского медицинского института. (2)Галя и Юра были хирурги. (З)Правда, больнице нужен был только один хирург, и Галя решила пока работать терапевтом. (4)Они везли с собой рюкзак с вещами и два огромных чемодана с медицинской литературой и медикаментами.

— (5)А медикаменты зачем? — спросил я.

— (6)А как же? — поспешно сказала Галя. — (7)Там же нет редких лекарств, и Юрин папа посоветовал нам взять самые необходимые. (8)Папа у Юры хирург, и какой! (9)Он Юре подарил замечательные хирургические инструменты!

— (10)По наследству, значит, профессия? — спросил четвёртый наш сосед, строитель из Сибири.

— (11)Конечно, — улыбнулся Юра.

— (12)Это хорошо, когда по наследству, — мой сын тоже строителем будет, как я, — обрадованно сказал сибиряк.

(13)Рано утром в вагоне раздался болезненный женский крик из соседнего купе.

— (14)Что случилось? — спросил я пробегавшую мимо проводницу.

— (15)Женщине плохо, умирает! — крикнула она.

— (16)Пустите,— Галя с Юрой уже пробирались через толпу к больной. — (17)Что с вами? (18)Где болит?

(19)Она показала рукой на живот.

(20)Юра нажал на живот и больная вскрикнула.

— (21)Нужна сложная операция, — сказал Юра. — (22)Сколько до ближайшего города?

— (23)Три часа пятнадцать минут, — ответила проводница.

— (24)Плохо. (25)А поближе что-нибудь есть?

— (26)Посёлок через двадцать шесть минут.

— (27)Больница там есть?

— (28)Не знаю.

— (29)А узнать можете?

— (30)Узнать можно, радиограмму дадим, только там поезд по расписанию не останавливается.

— (31)Надо, чтобы остановился, — резко сказал Юра. (32)Скоро проводница сообщила, что в посёлке больницы нет, но есть медпункт, и что там всё подготовят для операции.

— (33)Доктор нужен, понимаете? (34)И опытный!

— (35)Врач прилетит самолётом из соседнего города, — сказала проводница.

— (36)Когда прилетит врач? (37)Через час, через два? (38)Поздно! (39)И тут заговорила молчавшая до сих пор Галя.

— (40)Посёлок минут через десять, готовься к операции, Юра.

— (41)Ты сошла с ума!

— (42)Готовься, — твёрдо повторила Галя. — (43)Ты начнёшь оперировать.

— (44)Я не хочу быть убийцей... (45)3десь опыт нужен, а я... что я умею?

— (46)Ты же год ассистировал профессору, — тихо сказала Галя. — (47)Он не раз делал такие операции.

— (48)Он оперировал, он! — закричал Юра. — (49)А я только ассистировал! (50)Смотрел, понимаете, смотрел! (51)И потом: почему я? (52)Галя тоже ассистировала этому профессору. (53)Оперируй! (54)А я боюсь! (55)Боюсь!

(56)Теперь мы смотрели на Галю.

— (57)Хорошо. (58)Я попробую, — сказала Галя.

— (59)Ты понимаешь, за какое дело берёшься? — сердито спросил Юра. — (60)Это же сложнейшая операция, трудная даже для специалистов, даже в условиях больницы. (61)Опыта у тебя нет, ты же убьёшь её!

— (62)Мы врачи, Юра, — помолчав, заговорила Галя. — (63)А врач не может смотреть, как умирает человек. (64)Он должен попробовать спасти его. (65)Если он настоящий врач.

(66)И я подумал, что она уже настоящий врач, потому что хирургом, терапевтом человека делает опыт, а врачом он должен быть с самого начала своей работы.

(67)Поезд остановился:

— (68)Выносите больную, — сказала Галя.

(69)Мы вышли из вагона, и вместе с нами вышел Юра.

— (70)Галя! — крикнул он. — (71)Хочешь, я буду ассистировать?

— (72)Конечно, Юра. (73)Спасибо тебе.

...(74)Мы сидели около медпункта, курили, смотрели на уходящий поезд.

— (75)А может, сын мой врачом будет? — неожиданно спросил сибиряк-строитель. — (76)Чёрт с ней, с наследственной профессией! (77)Молодец Галочка, побольше бы таких врачей!

— (78)Ну, что ж, вполне возможно, что твой сын будет врачом, или всё-таки строителем, или машинистом. (79)Не это главное. (80)Главное, чтобы он был Человеком — в любой профессии. (81)Человеком с большой буквы, как Галя.

(По С. Абрамову*)
* Сергей Абрамов — советский и российский писатель, журна­лист и общественный деятель.

(1)Самые мучительные минуты обжигающей боли я переживал на уроках истории в 9 классе. (2)Моё состояние было похоже на состояние человека, который идёт по минному полю, уже устал бояться и ждёт, когда его разорвёт на мелкие кусочки. (3)Напротив меня, на соседнем ряду, сидит Гриня Долматов и, не обращая внимания на учительницу, тычет пальцем в телефон, громко фыркает, толкает Гошу Старостина. (4)Они начинают смеяться заливисто, неудержимо. (5)На них смотрит весь класс, и все, заражённые этим неистовым смехом, против воли начинают смеяться за компанию. (6)Не смеются только двое: я и учительница. (7)Надежда Ивановна. (8)Моя мама.

(9)Уроки истории были моим кошмаром, неотвязным, колючим, доводящим меня до острой боли в груди, боли такой мучительной, что я боялся, что однажды у меня сердце взорвётся, как граната... (10)Можно было отвести Гриню за угол школы и с ним поговорить. (11)В своём воображении я много раз сбивал его с ног ударом кулака и безжалостно месил упавшее в траву тело. (12)Но в реальности такой способ ничего не решал. (13)Во-первых, Гриня был гораздо сильнее меня. (14)Во-вторых, даже если бы у меня хватило смелости и силы его избить, то я оказывался бы в ложном положении. (15)Это для меня Надежда Ивановна — мама, для других она — обычная училка. (16)Вступиться за учительницу — значит выйти из рядов ученического братства. (17)Хотя я понимал, что эти мысли про «ученическое братство» скорее всего порождение умствующей слабости и что по-настоящему любящий сын меньше всего должен думать о том, как на его поступок будут смотреть окружающие, но я не мог найти в себе силы, чтобы сделать хоть что-то. (18)Просто сидел каждый урок на истории, и меня, будто ядовитые иглы, кололи возня, шутки и хохот с парты напротив.

(19)Стычка случилась неожиданно. (20)На перемене Гриня простонал: «Как меня задолбала эта история...»

— (21)А ты меня задолбал, дебил! — вскрикнул я. (22)Наступила гробовая тишина. (23)Все недоумённо смотрели на меня, как на безумца. (24)Гриня метнулся ко мне и, бледнея от ярости, тихо спросил:

— (25)Тебе морду набить, урод?

— (26)Набей, — кивнул я. — (27)Набей, как хочешь и сколько хочешь... (28)Только одно условие: ты должен дать слово, что на уроках моей мамы ты будешь молчать, как могильный камень. (29)Ни звука! (30)Итак, вот моё лицо, вот твой кулак... (31)И твоё слово! (32)При всех!

(33)Гриня, клокоча от ненависти, тупо смотрел на меня, потом оглядел ребят. (34)Все загадочно молчали, как будто знали ответ, но, соблюдая неписаные правила, не смели подсказывать.

— (35)Я тебя без всякого слова размотаю... (36)Олень!

— (37)Гриня, я всё понял. (38)Я сказал при всех, что я готов. (39)Делай! (40)Всё, что угодно! (41)Только гляди, парень, каждый держит слово. (42)Ну...

(43)Он ударил меня по лицу, тяжёлый кулак рассёк губу, потекла кровь. (44)Все, кто стоял, колыхнулись, как будто попытались увернуться от удара.

— (45)Ещё? — взревел Гриня.

— (46)Я же сказал: сколько хочешь...

(47)Ладонью я вытер кровь с лица. (48)Гриня, ухмыльнувшись, посмотрел на одноклассников, словно предлагая им решить мою судьбу. (49)Они хмуро смотрели на него. (50)Кровь большими каплями со стуком падала на пол.

— (51)Ты точно, Гриня, дебил! — сказал Толик Иванов, и все пошли на урок.

— (52)Никаких телефонов. (53)Как могильный камень... — глухо приказал я.

— (54)Пошёл ты...

(55)Мама рассказывала новый материал, и весь класс, затаив дыхание, слушал её. (56)Гриня, насупившись, низко опустил голову и тупо глядел на пальцы. (57)Я рукой прикрывал разбитую губу и смотрел на маму. (58)Минное поле в моей душе покрывалось яркими солнышками весенних одуванчиков...

(По В. Захарову*)
* Виктор Захаров — современный писатель, публицист.

(1)На маленькой пристани уже набился народ.

- (2)Матвей Капитоныч, поторопись! - закричал кто-то из ожидающих. (3)Гребец ничего не ответил. (4)Подводя лодку к мосткам, он чуть-чуть повернул голову, и тут я увидел его лицо. (5)Это был мальчик лет одиннадцати-двенадцати, а может быть, и моложе. (6)Лицо у него было худенькое, серьёзное, строгое, тёмное от загара, только бровки были смешные, детские, совершенно выцветшие, белые, да из-под широкого козырька огромной боцманской фуражки падали на запотевший лоб такие же соломенные, давно не стриженные волосы.

-(7)Матвей Капитоныч, здравствуй!

- (8)Отойдите, не мешайте! - вместо ответа закричал он каким-то хриплым простуженным баском, и в эту минуту лодка ударилась о стенку причала. (9)Началась выгрузка пассажиров и посадка новых. (10)Маленький перевозчик выглядел очень усталым, с лица его катил пот, но он очень спокойно, без всякого раздражения, сурово и повелительно распоряжался посадкой.

- (11)Эй! - покрикивал он. - (12)Садись с левого борта. (13)А ты, с котелком, - туда… (14)Тихо… (15)Без паники.

(16)Не успел наш ялик отойти и на сотню метров от берега, случилось то, чего, казалось бы, уж никак нельзя было ожидать в этот солнечный, безмятежно спокойный летний день. (17)Послышался звук, похожий на отдалённый гром. (18)Лёгким гулом он прошёл по реке. (19)И тотчас же в каждом из нас что-то ёкнуло и привычно насторожилось. (20)В эту минуту второй, более сильный удар размашистым отзвуком прокатился по реке.

- (21)Мотенька, что это?

- (22)Ну что! - сказал он, не поворачивая головы. - (23)Ничего особенного. (24)Зенитки.

(25)Тут будто кувалдой ударило меня по барабанным перепонкам, я невольно зажмурился, услышал, как закричали женщины, и изо всех сил вцепился в холодный влажный борт лодки, чтобы не полететь в воду. (26)Ничего не скажу - было страшно. (27)Особенно, когда в воду спереди и сзади, справа и слева от шлюпки начали падать осколки. (28)Передо мной сидел мальчик. (29)Ни на один миг он не оставил вёсел. (30)Так же уверенно и легко вёл он своё маленькое судно, и на лице его я не мог прочесть ни страха, ни волнения. «(31)Неужели он не боится? - подумал я. - (32)Неужто не хочется ему бросить вёсла, зажмуриться, спрятаться под скамейку?.. (33)А впрочем, он ещё маленький, - подумалось мне. - (34)Не понимает, что такое смерть».

(35)Дела, которые привели меня на Каменный остров, отняли у меня часа полтора-два. (36)В ожидании машины я беседовал с командиром батареи и между прочим рассказал о том, как наш ялик попал в осколочный дождь. (37)Командир батареи почему-то вдруг очень смутился и даже покраснел.

- (38)Да, да… - сказал он, вытирая платком лицо. - (39)К сожалению, наши снаряды летают не только вверх, но и вниз. (40)Но что же поделаешь! (41)Ведь бывают жертвы, свои люди гибнут. (42)Вот как раз недели три тому назад тут перевозчика осколком убило.

- (43)Как перевозчика? - сказал я. - (44)Где? (45)Какого?

- (46)Да вот тут как раз, на Неве, где вы переезжали. (47)Хороший человек был. (48)Сорок два года работал на перевозе.

- (49)А сейчас там какой-то мальчик, - сказал я.

- (50)Матвей Капитоныч! (51)Это сынишка перевозчика, который погиб. (52)Я отчётливо представил во всех подробностях, как это случилось.

(По Л. Пантелееву*)
* Леонид Пантелеев (1908-1987) -
русский советский писатель, журналист.