# 16412

(1)Всей своей собачьей душою расцвела на даче Кусака. (2)У неё было имя, на которое она стремглав неслась из зелёной глубины сада. (3)Она принадлежала людям и могла им служить. (4)Разве недостаточно этого для счастья собаки?

(5)С привычкой к умеренности, создавшейся годами бродячей, голодной жизни, она ела очень мало. (6)Но и это изменило её до неузнаваемости: длинная шерсть, прежде висевшая рыжими, сухими космами, очистилась, почернела и стала лосниться, как атлас. (7)И, когда она выбегала к воротам, становилась у порога и важно осматривала улицу, никому уже не приходило в голову дразнить её или бросить камнем.

(8)Но такою гордой и независимой она бывала только наедине. (9)Страх не совсем ещё выпарился огнём ласк из её сердца, и всякий раз при виде людей она терялась и ждала побоев.

(10)И долго ещё всякая ласка казалась ей неожиданностью, чудом, которого она не могла понять и на которое не могла ответить. (11)Она не умела ласкаться. (12)Другие собаки умеют становиться на задние лапки, тереться у ног и даже улыбаться, выражая свои чувства, но она не умела.

(13)Единственное, что могла Кусака, это упасть на спину, закрыть глаза и слегка завизжать. (14)Но этого было мало, это не могло выразить её восторга, благодарности и любви. (15)И Кусака начала делать то, что видела у других собак. (16)Она неуклюже прыгала и вертелась вокруг малышни, и её ловкое тело становилось неповоротливым, смешным и жалким… (17)Теперь дети нарочно ласкали её, чтобы вызвать в ней прилив любви, бесконечно смешной в своих неуклюжих и нелепых проявлениях…

(18)Постепенно Кусака привыкла к тому, что о пище не нужно заботиться, уверенно и спокойно ложилась на своё место и уже просила ласк. (19)Но по ночам всё так же громок и бдителен был её сторожевой лай.

(По Л. Андрееву)