ОГЭ 2024 (задание 11)

(1)Рота уже залегла перед броском. (2)Вокруг Альки посвистывало, звучно причмокивало, от деревни доносился треск, будто горели сухие дрова. (3)Ухнули мины. (4)Алька не успел добежать до залёгшей цепи: правую руку ударило, точно палкой, наотмашь, пальцы тотчас скрючились, одеревенели, рука жёстко согнулась в локте. (5)Алька выпустил автомат.

(6)«Наверное, кость раздробило...»

(7)Он попытался вытащить руку из рукава, но она не поддавалась. (8)Алька зажал её между колен, потянул — боли не было, но рука не двигалась. (9)Решив, что она держится на каком-нибудь случайно не перебитом сухожилии, Алька стал неторопливо снимать шинель. (10)Расстёгивать крючки одной рукой было неудобно, он пыхтел, вставал во весь рост; он не замечал свиста пуль и разрывов мин. (11)Он был раненый, выбывший из игры!

(12)Наконец он сбросил шинель, закатал рукава гимнастёрки и нательной рубахи — чуть выше локтя сочилось сукровицей отверстие величиной с клюквину. (13)Внезапно в памяти возник смех легкораненых, одновременно конфузливый и счастливый смех, и он засмеялся тоже, ругая свою поспешную решимость расстаться с рукой, и пошёл, покачивая её на весу, как младенца, будто жалея.

(14)Шёл он, не торопясь, ни о чём не думая, в умиротворении и гордости: он раненый — и может теперь на вполне законных основаниях не воевать! (15)Миновал горящую «тридцатьчетвёрку», которая стояла чёрная, закопчённая и пустая, а вокруг пахло горелой резиной и раскалённым железом. (16)Башня, покрытая густым слоем сажи, валялась метрах в десяти: её сорвало взрывом и отбросило от танка. (17)И Степан упал где-то здесь...

(18)Степан, сжимая оружие в руках, согнувшись, лежал поодаль, у неглубокой прозрачной лужи, видимо, пытался ползти, причём не в сторону лазарета... (19)Стыд огнём ударил Альке в лицо! (20)Он оглянулся воровато и тут же осознал, что он открыт для пуль и осколков.

(21)Алька бросился на землю. (22)В лужу тут же шлёпнулась мина, продолговатая, небольшая мина с перистым грубым хвостом и блестящим ободком у головки. (23)Алька смотрел на неё зачарованно, а мина висела в некоем остановившемся пространстве — времени.

(24)Неожиданно что-то грубо-живое разрушило это жуткое очарование — это Степановы руки дёрнулись, поползли из воды к голове, бороня пальцами мокрую землю.

(25)Алька встал на ноги, огляделся, и душа его вдруг вскипела, распахнув все его чувства и белому небу, и мокрой земле, разрываемой пулями, но особенно Степану, лежащему рядом...

(26)Оглянувшись, Алька вновь увидел свою роту, залёгшую перед новым броском шагах в пятидесяти от него, увидел и поднявшегося уже капитана Польского. (27)Услышал, как он закричал: «Вперёд!»

— (28)Степан, потерпи, я сейчас... — сказал Алька Степану твёрдым уверенным голосом, левой рукой поднял пулемёт, уложил его ствол на правую, неподвижную и согнутую в локте, и побежал на фланг роты: там — теперь он их видел отчётливо — за соломенным плетнём залегли немцы.

(29)Алька бежал, не помня себя, не чувствуя боли, стрелял на бегу и кричал, кричал слова, которые кричат все солдаты во время атаки и которые почему-то так помогают в бою.

(30)Удар! (31)И как будто резинкой пропахали по волосам ото лба к темени...

(32)Очнулся Алька в госпитальной палате. (ЗЗ)Над ним склонилась знакомая медсестра, взгляд её был упругим и ласковым, как поглаживание.

— (34)Степана доставили? (35)Сержанта Елёскина?..

(36)Медсестра ответила неторопливым кивком.

— (37)То-то, — назидательно и удовлетворённо прошептал Алька и попросил пить.

(По Р. П. Погодину*)
*Ра́дий Петрович Погодин (1925—1993) — русский советский писатель,
поэт и сценарист, художник, выдающийся детский писатель.

(1)Я стал усердно искать книги, находил их и почти каждый вечер читал. (2)Это были хорошие вечера; в мастерской тихо, как ночью, над столами висят стеклянные шары — белые, холодные звёзды, их лучи освещают лохматые и лысые головы, приникшие к столам; я вижу спокойные, задумчивые лица, иногда раздаётся возглас похвалы автору книги или герою. (3)Люди внимательны и кротки, не похожи на себя; я очень люблю их в эти часы, и они тоже относятся ко мне хорошо, я чувствовал себя на месте.

— (4)С книгами у нас стало как весной, когда зимние рамы выставят и первый раз окна на волю откроют, — сказал однажды Ситанов.

(5)Трудно было доставать книги, но я всё-таки как-то ухитрялся и доставал их, выпрашивая всюду, как милостыню. (6)Однажды брандмейстер дал мне том Лермонтова, и вот я почувствовал силу поэзии, её могучее влияние на людей.

(7)Помню, уже с первых строк «Демона» Ситанов заглянул в книгу, потом — в лицо мне, положил кисть на стол и, сунув длинные руки в колени, закачался, улыбаясь. (8)Под ним заскрипел стул.

— (9)Тише, братцы, — сказал Ларионыч и, тоже бросив работу, подошёл к столу Ситанова, за которым я читал. (10)Поэма волновала меня мучительно и сладко, у меня срывался голос, я плохо видел строки стихов, слёзы навёртывались на глаза. (11)И ещё более волновало глухое, осторожное движение в мастерской, вся она тяжело ворочалась, и точно магнит тянул людей ко мне. (12)Когда я закончил первую часть, почти все стояли вокруг стола, тесно прислонившись друг к другу, обнявшись, хмурясь и улыбаясь.

— (13)Читай, читай, — сказал Жихарев, наклоняя мою голову над книгой. (14)Я закончил читать, он взял книгу, посмотрел на титул и, сунув под мышку себе, объявил:
— Это надо ещё раз прочитать! (15)3автра опять прочитаешь. (16)Книгу я спрячу. (17)Отошёл, запер Лермонтова в ящик своего стола и принялся за работу.

(18)В мастерской было тихо, люди осторожно расходились к своим столам.

(19)Ситанов и Жихарев вышли на двор, и я пошёл с ними. (20)Там, глядя на звёзды, Ситанов сказал: Кочующие караваны

В пространстве брошенных светил... — этого не выдумаешь!

— (21)Я никаких слов не помню, — заметил Жихарев, вздрагивая на остром холоде. — (22)Ничего не помню, а его — вижу! (23)Удивительно это — человек заставил чёрта пожалеть? (24)Ведь жалко его, а?

— (25)Жалко, — согласился Ситанов.

— (26)Вот что значит — человек! — памятно воскликнул Жихарев.

(По М. Горькому*)
* Максим Горький (Алексей Максимович Пешко́в, 1868-1936) —  русский и советский писатель,
прозаик, драматург, основоположник литературы социалистического реализма

— (1)Эй, как тебя!.. (2)Новичок... как твоя фамилия?

(3)Буланин вздрогнул и поднял глаза. (4)Перед ним, заложив руки в карманы панталон, стоял рослый воспитанник и рассматривал его сонным, скучающим взглядом.

(5)Внимание его привлекли большие металлические пуговицы, пришитые в два ряда на курточке Буланина.

— (6)Ишь ты, какие пуговицы у тебя ловкие, — сказал он, трогая одну из них пальцем.

— (7)О, это такие пуговицы... — суетливо обрадовался Буланин. — (8)Их ни за что оторвать нельзя. (9)Вот попробуй-ка!

(10)Старичок захватил между своими двумя грязными пальцами пуговицу и начал вертеть её. (11)Но пуговица не поддавалась. (12)Воспитанник оставил пуговицу, поглядел на свои пальцы, где от нажима острых краёв остались синие рубцы.

(13)Скоро вокруг Буланина, в углу между печкой и дверью, образовалась довольно густая толпа. (14)Тотчас же установилась очередь. (15) «Чур, я за Базуткой!» — крикнул чей-то голос, и тотчас же остальные загалдели: «А я за Миллером! (16)А я за Утконосом! (17)А я за тобой!» — и покамест один вертел пуговицу, другие уже протягивали руки и даже пощёлкивали от нетерпения пальцами.

(18)Но пуговица держалась по-прежнему крепко.

— (19)Позовите Грузова! — сказал кто-то из толпы.

(20)Тотчас же другие закричали: «Грузов! (21)Грузов!» (22)Пришёл Грузов, малый лет пятнадцати, с жёлтым, испитым, арестантским лицом, сидевший в первых двух классах уже четыре года, — один из первых силачей возраста. (23)Ему объяснили, зачем его звали. (24)Он самоуверенно взялся за пуговицу и стал её с ожесточением крутить. (25)Однако, несмотря на то что он прилагал всё большие и большие усилия, пуговица продолжала упорно держаться на своём месте. (26)Тогда, из боязни уронить свой авторитет перед «малышами», весь красный от натуги, он упёрся одной рукой в грудь Буланина, а другой изо всех сил рванул пуговицу к себе. (27)Пуговица отлетела с мясом, но толчок был так быстр и внезапен, что Буланин сразу сел на пол, (28)На этот раз никто не рассмеялся. (29)Может быть, у каждого мелькнула в это мгновение мысль, что и он когда-то был новичком, в такой же курточке, сшитой дома любимыми руками.

(30)Буланин поднялся на ноги. (31)Как он ни старался удержаться, слёзы всё-таки покатились из его глаз, и он, закрыв лицо руками, прижался к печке.

— (32)Эх ты, рёва-корова! — произнёс Грузов презрительно, стукнул новичка ладонью по затылку, бросил ему пуговицу в лицо и ушёл своей разгильдяйской походкой.

(33)Ночью, когда шум совершенно прекратился, когда отовсюду послышалось глубокое дыхание спящих, прерываемое изредка сонным бредом, Буланину сделалось невыразимо тяжело. (34)Тонкая, глубокая нежность и какая-то болезненная жалость к матери переполнили сердце Буланина. (35)Он вспомнил также сегодняшнюю историю с пуговицей и покраснел, несмотря на темноту. «(36)Бедная мама! (37)Как старательно пришивала она эти пуговицы, откусывая концы нитки зубами. (38)С какою гордостью во время примерки любовалась она этой курточкой, обдёргивая её со всех сторон...» (39)Буланин почувствовал, что он совершил сегодня утром против неё нехороший, низкий и трусливый поступок, когда предлагал старичкам оторвать пуговицу.

(40)Он плакал до тех пор, пока сон не охватил его своими широкими объятиями... (41)Но и во сне Буланин долго ещё вздыхал прерывисто и глубоко, как вздыхают после слёз очень маленькие дети.

(По А.И. Куприну)
*Александр Иванович Куприн (1870-1938) — русский писатель, переводчик.

(1)Я уже смутно помню этого сутулого худощавого человека, всю жизнь представлявшегося мне стариком. (2)Опираясь о большой зонт, он неутомимо от зари до зари шагал по обширнейшему участку, куда входила и неряшливо застроенная Покровская гора. (3) Это был район бедноты, сюда не ездили извозчики, да у доктора Янсена на них и денег-то не было. (4) А были неутомимые ноги, великое терпение и долг. (5) Неоплатный долг интеллигента перед своим народом. (6) И доктор бродил по доброй четверти губернского города Смоленска без выходных и без праздников, потому что болезни тоже не знали ни праздников, ни выходных, а доктор Янсен сражался за людские жизни. (7) Зимой и летом, в слякоть и вьюгу, днём и ночью.

(8)Доктор Янсен смотрел на часы, только когда считал пульс, торопился к больному и никогда не спешил от него, не отказываясь от морковного чая или чашки цикория, неторопливо и обстоятельно объяснял, как следует ухаживать за больным, и при этом никогда не опаздывал. (9) У входа в дом он долго отряхивал с себя пыль, снег или капли дождя – смотря по сезону, – а войдя, направлялся к печке. (10) Старательно грея гибкие длинные ласковые пальцы, тихо расспрашивал, как началась болезнь, на что жалуется больной и какие меры принимали домашние. (11)И шёл к больному, только хорошо прогрев руки. (12)Его прикосновения всегда были приятны, и я до сих пор помню их всей своей кожей.

(13)Врачебный и человеческий авторитет доктора Янсена был выше, чем можно себе вообразить в наше время. (14)Уже прожив жизнь, я смею утверждать, что подобные авторитеты возникают стихийно, сами собой кристаллизуясь в насыщенном растворе людской благодарности. (15)Они достаются людям, которые обладают редчайшим даром жить не для себя, думать не о себе, заботиться не о себе, никогда никого не обманывать и всегда говорить правду, как бы горька она ни была. (16)Такие люди перестают быть только специалистами: людская благодарная молва приписывает им мудрость, граничащую со святостью. (17)И доктор Янсен не избежал этого: у него спрашивали, выдавать ли дочь замуж, покупать ли дом, продавать ли дрова, резать ли козу, мириться ли с женой… (18)О чём его только не спрашивали! (19)Я не знаю, какой совет давал доктор в каждом отдельном случае, но всех известных ему детей кормили по утрам одинаково: кашами, молоком и чёрным хлебом. (20)Правда, молоко было иным. (21)Равно как хлеб, вода и детство.

(22)Доктор Янсен задохнулся в канализационном колодце, спасая детей. (23)Он знал, что у него мало шансов выбраться оттуда, но не терял времени на подсчёт. (24)Внизу были дети, и этим было подсчитано всё.

(25)В те времена центр города уже имел канализацию, которая постоянно рвалась, и тогда рылись глубокие колодцы. (26)Над колодцами устанавливался ворот с бадьёй, которой откачивали просочившиеся сточные воды. (27)Процедура была длительной, рабочие в одну смену не управлялись, всё замирало до утра, и тогда бадьёй и воротом завладевали мы, мальчишки, и катались. (28)Обычно на бадью становился один из нас, а двое вертели ворот. (29)Но однажды решили прокатиться вдвоём, и веревка оборвалась. (30)Внизу нельзя было дышать, ведь воздух перенасыщен метаном. (31)Доктор Янсен появился, когда возле колодца метались двое ребят. (32)Отправив их за помощью, доктор тут же спустился в колодец, нашёл уже потерявших сознание мальчишек, сумел вытащить одного и, не отдохнув, полез за вторым. (33)Спустился, понял, что ещё раз ему уже не подняться, привязал мальчика к обрывку веревки и потерял сознание. (34)Мальчики пришли в себя быстро, но доктора Янсена спасти не удалось.

(35)Так погиб тихий, аккуратный, очень скромный и немолодой человек с самой человечной и мирной из всех профессий, ценою своей жизни оплатив жизнь двух мальчиков.

(По Б.Л. Васильеву*)
*Борис Львович Васильев (1924-2013) – русский писатель

(1)Познакомился я как-то в поезде с бывшим танкистом, настоящим великаном.

(2)Он сел у окошка, отдышался, потом расстёгивает на гимнастёрке кармашек и, вижу, достаёт маленький-премаленький носовой платочек.

(3)Я не выдержал и говорю: – (4)Простите, полковник, что это у вас такой платочек – дамский, маленький?

(5)Он даже как будто обиделся.

(6)–Ах вот как? (7)Маленький?

(8)Сложил платочек, подержал его на своей богатырской ладони и говорит:

(9)–А платочек этот не простой. (10)Если желаете, могу рассказать. (11)В конце сорок третьего года наша часть стояла под Ленинградом. (12)Холодно, голодно, на улицах бомбы и снаряды падают. (13)И вот в эти самые дни мы взяли шефство над одним из детских домов. (14)Ребятам кое-что подкинули: уделили им из своего пайка сахару, жиров, консервов... (15)Купили одежды, игрушек ...

(16)А под Новый год устроили ёлку. (17)И первого января, в самый праздник, отправились к своим подшефным в гости, каждому личный подарок привезли. (18)Но и они тоже, вы знаете, в долгу перед нами оставаться не хотят – приготовили одному кисет вышитый, другому рисуночек какой-нибудь, блокнот…

(19)А ко мне подбегает маленькая белобрысенькая девчоночка, краснеет как маков цвет и протягивает маленький беленький пакетик, перевязанный ниткой.

(20)«Поздравляю, – говорит. – (21)Только вы этот пакетик, пожалуйста, развяжите тогда, когда Берлин возьмёте».

(22)Видали? (23)На улицах шрапнельные снаряды падают, а уж она о Берлине думает. (24)Я её тогда на колено посадил, поцеловал и говорю: (25)«Хорошо, дочка. (26)Обещаю».

(27)И что вы думаете? (28)Ведь сдержал своё слово.

(29)Ворвались в Берлин. (30)Лезу в карман, в гимнастёрку, вытаскиваю пакет.

(31)Конечно, весь он смялся, изодрался, порохом пропах... (32)Развёртываю, а там... вот этот самый, дамский, как вы его обозвали, платочек. (33)И к нему булавкой пришпилена записка: «(34)С Новым годом, дорогой дяденька боец! (35)Когда будешь в Берлине, помаши мне платочком, пожалуйста. (36)А я, когда узнаю, что наши Берлин взяли, тоже вам ручкой помашу. (37)Этот платочек мне мама подарила, когда живая была. (38)Желаю тебе здоровья! (39)Ура!!! (40)На Берлин! (41)Лида Гаврилова».

(42)Ну вот... (43)Скрывать не буду: заплакал я. (44)С детства не плакал, жену и дочку за годы войны потерял, и то слёз не было, а тут - на тебе, пожалуйста! (45)И я повернулся на восток и помахал туда белым платочком. (46)И представилось мне, что далеко-далеко, на берегу Невы, стоит сейчас маленькая девочка Лида и тоже машет мне своей худенькой ручкой, и тоже радуется победе...

(47)Полковник расправил на колене платок, улыбнулся и сказал: — (48)Вот я его с собою и таскаю, как талисман...

(49)Я чистосердечно извинился перед своим спутником и спросил, не знает ли он, где теперь эта девочка Лида и что с нею.

(50) – Да. (51)Знаю немножко... (52)Летом сорок пятого года я удочерил Лиду… (53)Дочка у меня славная...

(По Л. Пантелееву*)
*Леонид Пантелеев (настоящее имя - Алексей Иванович Еремеев) (1908-1987) -
русский советский писатель.

– (1)Говорят, что самые непримиримые недруги – это бывшие друзья, – сказала нам однажды наша дочь Оля. – (2)Я убедилась, что это так.

(3)Люсю Катунину она называла на французский манер: Люси́. (4)«Как в доме Ростовых! – поясняла Оленька. – (5)Или Болконских».

(6)Люся упорно предрекала нашей дочери судьбу Леонардо да Винчи.

(7)Несмотря на сопротивление Оленьки, она таскала за ней огромную папку с рисунками, даже готовила краски и мыла кисточки. (8)Какая женщина устоит перед таким обожанием? (9)Оленька стала дружить с Люси́, хотя времени на дружбу у неё было мало.

(10)Да и у Люси, признаться, его было не очень много. (11)Люсина мама в течение долгих лет не поднималась с постели.

(12)Стремясь доставить матери радость, дочка восклицала:

– (13)Если б ты видела фигуру спящего льва, которую вылепила Оля! (14)Я весь вечер говорю шёпотом: вдруг он проснётся?

(15)Часто она забирала Олины работы, чтобы показать маме, и взяла слово, что, когда мама наконец поднимется, Оля нарисует её портрет.

(16)Люся и сама потихоньку рисовала, но мы видели только её заголовки в школьном юмористическом журнале, который, по предложению Оли, носил название «Детский лепет».

(17)Неожиданно всё изменилось.

(18)В художественной школе организовали встречу с прославленным мастером живописи. (19)Люся высоко чтила этого мастера. (20)Но чтили его и все остальные, поэтому школьный зал оказался переполненным.

(21)И Оленька не смогла провести туда подругу.

– (22)Я не нашла для Люси места в зале, – рассказывала в тот вечер Оля. – (23)А она обиделась... (24)И на что?! (25)Академик живописи рисует гораздо лучше, чем говорит. (26)Я сказала ей: «Ты знаешь его работы. (27)Значит, ты с ним знакома. (28)Художник – это его творчество». (29)А она вернула мою папку с рисунками. (30)Как говорят, «заберите ваши игрушки».

– (31)И что же дальше? – спросила я дочь.

– (32)Ну и мерси, дорогая Люси́ – в рифму пошутила Оленька.

– (33)Друзей труднее найти, чем потерять.

– (34)Раз можно потерять, значит, это не такой уж и друг!

– (35)Не нашла места в зале? – задумчиво произнесла я. – (36)Если бы ты нашла его у себя в сердце...

(По А. Алексину)*
* Алексин Анатолий Георгиевич (род. в 1924 г.) – писатель, драматург.
Его произведения повествуют о мире юности.

(1)В детстве я ненавидела утренники, потому что к нам в садик приходил отец. (2)Он садился на стул возле ёлки, долго пиликал на своём баяне, пытаясь подобрать нужную мелодию, а наша воспитательница строго говорила ему: «Валерий Петрович, повыше!» (3)Все ребята смотрели на моего отца и давились от смеха. (4)Он был маленький, толстенький, рано начал лысеть, и, хотя никогда не пил, нос у него почему-то всегда был свекольно-красного цвета, как у клоуна. (5)Дети, когда хотели сказать про кого-то, что он смешной и некрасивый, говорили так: «Он похож на Ксюшкиного папу!»

(6)И я сначала в садике, а потом в школе несла тяжкий крест отцовской несуразности. (7)Всё бы ничего (мало ли у кого какие отцы!), но мне было непонятно, зачем он, обычный слесарь, ходил к нам на утренники со своей дурацкой гармошкой. (8)Играл бы себе дома и не позорил ни себя, ни свою дочь! (9)Часто сбиваясь, он тоненько, по-женски, ойкал, и на его круглом лице появлялась виноватая улыбка. (10)Я готова была провалиться сквозь землю от стыда и вела себя подчёркнуто холодно, показывая своим видом, что этот нелепый человек с красным носом не имеет ко мне никакого отношения.

(11)Я училась в третьем классе, когда сильно простыла. (12)У меня начался отит. (13)От боли я кричала и стучала ладонями по голове. (14)Мама вызвала скорую помощь и ночью мы поехали в районную больницу. (15)По дороге попали в страшную метель, машина застряла, и водитель визгливо, как женщина, стал кричать, что теперь все мы замёрзнем. (16)Он кричал пронзительно, чуть ли не плакал, и я думала, что у него, наверное, тоже болят уши. (17)Отец спросил, сколько осталось до райцентра. (18)Но водитель, закрыв лицо руками, твердил: «Какой я дурак!» (19)Отец подумал и тихо сказал маме: «Нам потребуется всё мужество!» (20)Я на всю жизнь запомнила эти слова, хотя дикая боль кружила меня, как метель снежинку. (21)Он открыл дверцу машины и вышел в ревущую ночь. (22)Дверца захлопнулась за ним, и мне показалось, будто огромное чудовище, лязгнув челюстью, проглотило моего отца. (23)Машину качало порывами ветра, по заиндевевшим стёклам с шуршанием осыпался снег. (24)Я плакала, мама целовала меня холодными губами, молоденькая медсестра обречённо смотрела в непроглядную тьму, а водитель в изнеможении качал головой.

(25)Не знаю, сколько прошло времени, но внезапно ночь озарилась ярким светом фар, и длинная тень какого-то великана легла на моё лицо. (26)Я прикрыла глаза и сквозь ресницы увидела своего отца. (27)Он взял меня на руки и прижал к себе. (28)Шёпотом он рассказал маме, что дошёл до райцентра, поднял всех на ноги и вернулся с вездеходом.

(29)Я дремала на его руках и сквозь сон слышала, как он кашляет. (30)Тогда этому не придали значения. (31)А он долго потом болел двусторонним воспалением лёгких. (32)Эта ночь перевернула моё представление об отце.

(33)...Мои дети недоумевают, почему, наряжая ёлку, я всегда плачу. (34)Из тьмы минувшего ко мне приходит отец, он садится под ёлку и кладёт голову на баян, как будто украдкой хочет увидеть среди наряженной толпы детей свою дочку и весело улыбнуться ей. (35)Я гляжу на его сияющее счастьем лицо и тоже хочу ему улыбнуться, но вместо этого начинаю плакать.

(По Н. Аксёновой)*
* Аксёнова Нина – современный детский поэт и прозаик.

(1)Тогда, когда началась большая перемена, когда всех нас по случаю холодной, но сухой и солнечной погоды выпускали во двор и на нижней площадке лестницы я увидел мать, то тогда только вспомнил про конверт и про то, что она, видно, не стерпела и принесла его с собой.

(2)Мать, однако, стояла в сторонке в своей облысевшей шубёнке, в смешном капоре, под которым висели седые волосики (ей было тогда уже пятьдесят семь лет), и с заметным волнением, как-то ещё более усиливавшим её жалкую внешность, беспомощно вглядывалась в бегущую мимо ораву гимназистов, из которых некоторые, смеясь, на неё оглядывались и что-то друг другу говорили.

(3)Приблизившись, я хотел было незаметно проскочить, но мать, завидев меня и сразу засветясь ласковой, но невесёлой улыбкой, позвала меня - и я, хоть мне и было ужас как стыдно перед товарищами, подошёл к ней.

(4) – Вадичка, мальчик, - старчески глухо заговорила она, протягивая мне конверт и жёлтенькой ручкой боязливо, словно она жглась, касаясь пуговицы моей шинели, – ты забыл деньги, мальчик, а я думаю – испугается, так вот – принесла.

(5)Сказав это, она посмотрела на меня, будто просила милостыни, но, в ярости за причинённый мне позор, я ненавидящим шёпотом возразил, что нежности телячьи эти нам не ко двору, что уж коли деньги принесла, так пусть сама и платит.

(6)Мать стояла тихо, слушала молча, виновато и горестно опустив старые свои ласковые глаза, - я же, сбежав по уже опустевшей лестнице и открывая тугую, шумно сосущую воздух дверь, хоть и оглянулся и посмотрел на мать, однако сделал это не потому вовсе, что мне стало её сколько-нибудь жаль, а всего лишь из боязни, что она в столь неподходящем месте расплачется. (7)Мать всё так же стояла на площадке и, печально склонив свою голову, смотрела мне вслед. (8)3аметив, что я смотрю на неё, она помахала мне рукой и конвертом так, как это делают на вокзале, и это движение, такое молодое и бодрое, только ещё больше показало, какая она старая, оборванная и жалкая.

(9)На дворе, где ко мне подошли несколько товарищей и один спросил, – что это за шут гороховый в юбке, с которым я только что беседовал, – я, весело смеясь, ответил, что это обнищавшая гувернантка и что пришла она ко мне с письменными рекомендациями.

(10)Когда же, уплатив деньги, мать вышла и, ни на кого не глядя, сгорбившись, словно стараясь стать ещё меньше, быстро, как только могла, стукая стоптанными, совсем кривыми каблучками, прошла по асфальтовой дорожке к воротам, - я почувствовал, что у меня болит за неё сердце.

(11)Боль эта, которая столь горячо ожгла меня в первое мгновение, длилась, однако, весьма недолго.

(По М. Агееву*)
* Михаил Агеев (Марк Лазаревич Леви) (1898–1973) – русский писатель.

(1)На уроке военного дела учитель Юрий Лелюков, старший лейтенант пограничных войск, по собственному желанию уволенный в запас, показывал старшеклассникам, как обращаться с гранатой. (2)Он привёл её в боевое положение и вдруг, увидев дымок, понял: в его руках не учебная, а боевая граната… (3)До взрыва – это он знал хорошо – оставалось четыре секунды. (4)Выбросить гранату в окно, во двор – на это времени бы хватило. (5)Но за окном, построившись в ряд, вышагивали на обед шестилетки…(6)Выбросить гранату в коридор – но и там из-за нехватки классных помещений шли занятия. (7)А в классе сидело 26 мальчиков и девочек.

(8)И тогда, чтобы спасти ребят, он принял, и это подтвердили позднее эксперты, единственно правильное решение – рванулся в угол, пригнулся и крепко, намертво прижал гранату к своему животу. (9)И в тот же миг взрыв оглушил класс.

(10)Нелепый, трагический случай, произошедший из-за преступной халатности некоторых должностных лиц, стоил жизни молодому человеку, за короткое время работы в средней школе ставшему любимым учителем ребят. (11)Остались без отца шестилетняя Оксана, годовалый Юрасик, вдовой – жена Лариса.

(12)Юрий Лелюков выполнил перед людьми свой высший человеческий долг – пожертвовал собой, чтобы спасти других! (13)Есть ли что-либо более героическое, чем акт такого самопожертвования?

(14)Каждому из нас дана свобода выбора, размышляют журналисты, рассказавшие о Ю. Лелюкове. (15)Выбираем мужественно и трудно, опираясь на свой опыт, опыт других поколений, что жили до нас, думаем, спорим, отстаиваем свою позицию. (16)Этот выбор мы делаем ежедневно, ежечасно, с самого детства и до последних секунд своей сознательной жизни. (17)Каким он будет, зависит от многих причин: условий, в которых прошла или проходит наша жизнь, от сложившегося характера, от общественных идеалов и ценностей, которые мы предпочли всем другим, от родителей, от друзей, от учителей, от книг, спектаклей, фильмов. (18)От удач и неудач. (19)И мотивы, последствия нашего выбора каждый раз бывают различными. (20)Решения не всегда однозначны. (21)Да и выбирать-то чаще всего приходится не между «или» – «или». (22)Число этих самых «или» порою бывает бесконечным. (23)И всё-таки человек выбирает.

(24)Сделать правильный выбор – это, по существу, испытание наших идейных убеждений, мудрости, способности ориентироваться в сложной связи событий и фактов. (25)Сделать выбор, чтобы начать действовать.

(26)Мир состоит из многих людей, непохожих друг на друга: порядочных и нечестных, добрых и злых. (27)И от выбора каждого, от его поведения зависят судьбы народов, людей, моя и ваша, читатель, жизнь. (28)И следовательно, такой выбор является показателем того, как мы понимаем и выполняем свой моральный долг перед другими, обществом, чего мы стоим как люди, граждане.

(29)Выбирать правильное решение человеку помогают интуиция и опыт прошедших поколений, советы друзей и собственная практика, своды законов и случайные озарения.

(30)… Разобраться в калейдоскопе событий очень трудно. (31)Выбрать из многих решений единственно правильное невероятно сложно. (32)От века, от времени нельзя отпрянуть, нельзя отойти. (33)Они близко, они вплотную. (34)Ежедневно, ежечасно идёт проверка человеческой выдержки, идейной убеждённости, мудрости, способности ориентироваться в невероятной сутолоке дней… (35)А значит, каждому человеку надо ещё и ещё раз продумать своё отношение к тому, что происходит в мире. (36)Сделать выбор. (37)Правильный выбор. (38)И действовать.

(По М. Джафарли*)
*Магеррам Аллахгулу оглы Джафарли (род. 1946) — азербайджанский учёный, доктор филологических наук

(1)Дома, в котором жила бабушка, уже нет. (2)За его счёт расширили улицу. (3)Я думаю, бабушка была бы этому рада, такой характер у неё был удивительный.

(4)У неё было четыре дочери. (5)Но только моя мама жила в одном городе с бабушкой, в трёх шагах от её дома.

(6)- Хорошо, что мы не живём вместе, в одной квартире, - говорила бабушка. (7)- С детства люблю ходить в гости. (8)Встречают, провожают… (9)Ухаживают!

(10)В гости она любила не только ходить, но и ездить. (11)Она часто вспоминала о том, как ездила много лет подряд на лето в деревню к своему брату-учителю. (12)Брат был двоюродный. (13)Но, судя по рассказам бабушки, встречал её как родной. (14)А после войны она к брату уже не ездила… (15)Потому что он погиб.

(16)- Он был самым добрым в нашей семье, - говорила бабушка. (17)- И не потому, что погиб… (18)Я и раньше о нём так говорила.

(19)Под Новый год бабушка всегда почему-то ждала, что дочери, жившие в двух городах, позовут её к себе. (20)Она даже присматривала в магазинах игрушки, которые повезёт своим внукам. (21) Дочери присылали поздравительные открытки. (22)Они сообщали, что очень скучают. (23)Они любили её. (24)И, наверное, просто не догадывались… (25)Конечно, я мог бы им обо всём написать. (26)И однажды собрался… (27)Но бабушка остановила меня.

(28)- За подсказки, я слышала, ставят двойки?

(29)- Ставят, - ответил я.

(30)В конце декабря пришли открытки от всех маминых сестёр. (31)Они поздравляли бабушку, маму с папой и даже меня с Новым годом. (32)Опять писали, что очень скучают и что никак не дождутся встречи!

(33)- В ожидании тоже есть прелесть: всё ещё впереди… - тихо сказала бабушка.

(34)В воскресенье мама и папа стали объяснять, что им очень не хочется идти завтра в какую-то компанию, но не пойти они просто не могут. (35)И я в тон им с грустью сказал: «(36)А мне завтра придётся пойти в театр». (37)Бабушка стала поспешно искать что-то в сумке.

(38)Тогда я вдруг неожиданно для самого себя произнес: «(39)Пойдём со мной, бабушка. (40)У меня есть лишний билет!» (41)Родители очень обрадовались. (42)Оказалось, что они и сами отправились бы со мной, потому что в детском театре взрослым всегда интересней, чем детям. (43)Они бы с удовольствием поменялись с бабушкой, если бы она могла вместо них пойти в ту компанию. (44)А бабушка ещё ниже склонилась над своей сумкой…

(45)Огромная, словно добела раскалённая люстра начала остывать, остывать… (46)Медленно, как бы нехотя, раздвинулся занавес. (47)И на сцене появился мальчишка. (48) Он шел, останавливался, думал и снова шел... (49)И я верил, что он идёт к старой женщине, которая полвека была учительницей, а потом заболела, покинула школу. (50)А жить без ребят не могла. (51)И мальчишка решил победить её одиночество...

(52)Когда огромная люстра под потолком стала вновь раскаляться, бабушка ткнула пальцем в программку, ту самую, которую я собирался хранить всю жизнь, и сказала:

(53)– Она… волшебная актриса!

(54)– Которая играет мальчишку?

(55)– Да... – Бабушка помолчала. (56)– Потому что она – это ты. (57)Сегодня, по крайней мере...

(58)– Ну что ты! – скромно возразил я.

(59)Сейчас, через много лет, я думаю: (60)«Как жаль, что бабушку не видели в тот вечер её дочери, жившие в других городах... (61)Они бы поняли, как легко было сделать её счастливой!»

(По А. Алексину)*
* Алексин Анатолий Георгиевич (род. в 1924 г.) – писатель, драматург.