ОГЭ 2024 (задание 11)

(1)Вот и выпал снег. (2)Чистая страница под окном. (3)Я долго ждал снега, чтобы вспомнить лето. (4)Тянул всю осень и половину зимы, прятал сам от себя летнюю тетрадь, чтобы не сорваться вдруг. (5)Мне нужен был вот такой снег. (6)Под него лучше всего пишется про лето.

(7)Осенью дочка сказала:
— Нам задали написать сочинение про приключение. (8)Я задумался.

— (9)Только чтобы приключение было на самом деле. (10)По правде, — добавила она.

— (11)Вспомни лето, — посоветовал я, — как мы плыли по рекам и озёрам...

— (12)A разве это были приключения? — удивилась дочка.

— (13)Ну вот! — обиделся я. — (14)Стараешься, устраиваешь вам приключения, а вы... (15)Вспомни, как мы отплывали хмурым вечером и ветер дул нам в лицо! (16)Мы пробирались ночью по тёмному фарватеру, каждую секунду рискуя сесть на мель! (17)Нас качало на Белом озере, и брызги влетали в каюту! (18)А остров, наш остров?.. (19)Разве это не приключения?

(20)Дочка пожала плечами:
— Но с нами же ничего не случилось...

— (21)Слава богу, — сказал я.

(22)Дочка взяла тетрадку, наши летние фотографии и ушла к себе. (23)А я почувствовал, что не убедил её. (24)3аглянул в словарь. (25)Старик Даль уклончив и немногословен. (26)«Приключение — случай, прилучье, сталое дело, происшествие, нечаянное событие...»

(27)Что же такое приключение? (28)Разве это не счастливое избавление от опасностей? (29)Мюнхгаузен, Робинзон Крузо, Тур Хейердал... (30)Конечно, наше путешествие на маленьком теплоходе — это не полёт на Луну и не плавание на плоту, но вокруг нас тоже была стихия.

(31)Для меня эти дни на теплоходе были особенными. (32)Ведь когда мне было десять лет, я плавал по тем же северным рекам и озёрам на катере с мужественным названием «Норд», и вот судьба через двадцать семь лет подарила мне второе путешествие на Север.

(33)Когда-нибудь она обязательно поймёт, что мы пережили настоящее приключение. (34)В этом есть какая-то загадка: жизнь становится приключением, когда на неё смотрят в бинокль или подзорную трубу через много лет. (35)И, когда просят нас рассказать ещё одну историю из нашего детства, мы радостно обнаруживаем, что этих историй в памяти не убавляется. (36)И мы рассказываем почти восторженно, увлекая и себя, и других в то счастливое пространство, где каждая минута наполнена весёлыми победами над злодеями, стихиями или просто темным чуланом.

...(37)Спас-Каменный не значился в расписании нашего теплохода, но однажды утром капитан сказал, что хочет сделать подарок туристам — причалить к острову. (38)Благо, погода стоит тихая.

(39)По рации он стал связываться с островом, и я понял, что на Спас-Каменном есть жизнь. (40)Оказалось, что на острове, кроме двух взрослых и собаки Пасика, живёт летом вологодский третьеклассник Виталик. (41)Пока мы праздно шатались по острову, он успел переделать сотню дел: таскал воду, поливал укроп и капусту, помогал заводить вездеход, возился с насосом...

(42)Я спросил Виталика, не попадались ли ему хрустальные шары. (43)Он пожал плечами: пару раз попадались, ничего особенного, никакие они не хрустальные. (44)Взрослые островитяне рассказали мне, что до революции на берегу Кувенского озера сваливали отходы стекольного завода. (45)Пузырьки, банки и бутылки так обкатывались в озере, что приобретали форму шаров.

«(46)Ну вот, — подумал я, — ещё одна моя детская тайна нашла своё невзрачное объяснение».

(47)Вдруг наш теплоход нервно загудел. (48)Встревоженный капитан сообщил, что идёт волна и надо срочно отчаливать, иначе теплоход разобьёт о камни. (49)Я вспомнил поговорку матросов с катера «Норд»: «Кубенское озеро не море, но плавать по нему — горе горькое». (50)Мы с дочкой долго провожали Спас-Каменный, пока он не растаял вдали.

(51)Я подумал, что было бы неплохо, если бы когда-нибудь дочка привезла сюда своих детей. (52)Я не сказал об этом вслух. (53)Жизнь мудрее нас, и она сама всё как-нибудь устроит с Божьей помощью. (54)Но так хочется иногда подсказать ей шёпотом или запиской с последней парты...

(По Д.Г. Шеварову*)
* Дмитрий Геннадьевич Шеваров (род. в 1962 г.) —
российский журналист, прозаик, литературный критик.

(1)Володя не раз нам рассказывал про отца, а однажды принёс в класс вырезку из «Красной звезды» со статьёй, в которой упоминалось имя капитана Румянцева. (2)И вот Василий Дмитриевич Румянцев у нас в школе.

— (3)Ну, друзья, о чём же вам рассказать?

(4)На минуту все примолкли, собираясь с мыслями. (5)Потом из дальнего угла раздался голос:
— Расскажите про ордена!

(6)Ребята одобрительно загудели. (7)Василий Дмитриевич задумчиво оглядел их.

— (8)Я знаю, вам кажется: раз орден, значит что-то необыкновенное человек сделал. (9)А я вам ничего такого рассказать не могу. (10)Вот у меня орден за форсирование Днепра. (11)Если бы я не умел хорошо плавать, если бы ещё мальчишкой, подростком не упражнялся в ловкости и выносливости, то наверняка погиб бы при переправе, не выплыл бы... (12)А плыть пришлось под огнём неприятеля, и притом не налегке, а в одежде и с оружием. (13)Право, даже и не знаю, что ещё рассказать про этот орден... (14)А вот другой, тоже Красного Знамени, — этот за то, что вывел роту из окружения... (15)Так разве тут во мне было дело? (16)Нет, друзья: всё дело в людях, которые шли со мною и всё это вынесли. (17)А почему вынесли, как по-вашему? (18)Разве уж такие они богатыри были, необыкновенные силачи? (19)Верно, солдату нужно быть крепким, выносливым, закалённым, но это ещё далеко не всё...

(20)Василий Дмитриевич помолчал, что-то припоминая.

— (21)Я расскажу вам сейчас про нашу медицинскую сестру Наташу Ильину. (22)Она была совсем юной девушкой, только что окончила десятый класс, курсы медсестёр, — и сразу попала на фронт, на передовую. (23)Помню, в первые дни я смотрел, как она жмурилась и вздрагивала, заслышав свист пули, и думал: какова ты будешь в бою? (24)Я видел, что и её мучит эта мысль, ей хотелось поскорее испытать себя. (25)Она просила, чтобы её отпустили с разведчиками, но ей сказали: подожди. (26)Но скоро вышло так, что ей пришлось сразу, без всякой подготовки, окунуться в самую гущу боя. (27)Трое суток без перерыва, без отдыха она оказывала первую помощь раненым, перевязывала их, вытаскивала из-под огня. (28)И никто из нас не слышал от неё жалоб на усталость, хотя все эти трое суток некому было сменить её.

(29)Потом Наташу послали в разведку. (30)Командира разведчиков ранило в расположении немцев. (31)Он потерял сознание. (32)Наташа упала в снег рядом с ним и притворилась мёртвой. (33)Ходившие мимо немцы толкали её, один ударил сапогом по лицу — она не вскрикнула, не приоткрыла глаз. (34)Когда стемнело, она потащила командира к своим. (35)Она ползла с ним по снегу около пяти километров, без еды, почти не отдыхая, обморозила и в кровь ободрала руки, но не остановилась, пока не доползла до своих.

(36)На полдороге раненый командир очнулся и сказал ей: «Оставь меня, всё равно не дотащишь», но она даже не ответила, будто и не слыхала... (37)Так вот, как по-вашему, что помогло этой девушке?

— (38)Наверно, она была тренированной физкультурницей, — после небольшого молчания сказал Селиванов.

— (39)Она была крепкая девушка, это правда. (40)Но то, что она сделала, оказывалось не под силу и людям покрепче, — возразил капитан Румянцев.

— (41)Она была волевая! — воскликнул Саша Воробейко. (42)Румянцев внимательно посмотрел на него и кивнул:
— Да, ты прав: у неё был твёрдый характер, сильная воля. (43)А это очень много. (44)Человек, который любит свой народ, воюет во имя идеи, выше и справедливее которой нет на свете, и верит в победу, — это самый волевой, самый сильный и самый непобедимый боец на свете... (45)Ты что хочешь спросить? — перебил себя Василий Дмитриевич, заметив, что Саша поднял руку.

— (46)Я хочу... — Саша встал, оглянулся на товарищей. — (47)Я хочу спросить: а если нет силы воли, что тогда?

— (48)Есть такое слово: дисциплина...

— (49)А-а, дис-цип-ли-на... — протянул Саша так выразительно, что Румянцев, видно, сразу понял, как часто Сашу попрекали этим словом.

— (50)Что, брат, не в первый раз про неё слышишь? — спросил он, встал, прошёлся вдоль парт. — (51)Давайте подумаем вот о чём. (52)Проснулись вы утром, надо собираться в школу. (53)Ещё темно, время зимнее, но свет горит, вода и газ поданы. (54)Это работники городского хозяйства позаботились о том, чтобы без перебоев снабжать город водой, газом, электрической энергией. (55)Выходите на улицу. (56)Мимо вас проносятся со звоном трамваи, скользят троллейбусы, развозя людей на работу, в метро через каждые три минуты проносятся поезда... (57)У всех свои заботы, свои дела, все на работе.

— (58)Всё это так обычно, что вам и в голову не приходит задумываться над этим. (59)А вы всё-таки оглянитесь и призадумайтесь над тем, сколько народу работает на вас. (60)Так может быть, — продолжал Румянцев, — только потому, что есть у людей большое общее согласие, есть дисциплина. (61)Без этого весь ход нашей жизни распался бы, всё пошло бы вкривь и вкось. (62)Вы, верно, думаете: это всё очень просто и всем ясно, так к чему я об этом говорю? (63)А вот к чему. (64)Каждый из вас понимает, как необходима дисциплина на производстве и в армии. (65)Ну, а в классе как же, в школе? (66)Речь идёт о самых обыкновенных вещах: не опоздать, не разговаривать во время урока, добросовестно готовить домашние задания, короче говоря — подчиняться общим правилам. (67)И, верно, многие думают: да разве от этого зависит, буду ли я хорошим работником и храбрым воином? (68)Ведь мои сегодняшние школьные обязанности — пустяки, мелочь по сравнению с тем, что ждёт меня в большой жизни. (69)Так ведь? (70)Почему же вы считаете, что закалять мускулы надо с детства, а закалять волю, характер — необязательно? (71)Разве сильная воля приходит сама собой? (72)Нет, конечно. (73)И все вы хорошо знаете, что ваше воспитание зависит не только от ваших учителей и родителей, но и от вас самих. (74)Почитайте-ка биографии больших, настоящих людей, и вы увидите: с малых лет они воспитывали в себе те качества, которые мы уважаем и ценим. (75)Это очень важно. (76)На фронте труднее всего было тем, кто не привык к дисциплине в довоенной жизни. (77)Вот я и хочу, чтоб вы поняли: когда вы видите на груди у военного орденскую ленточку, знайте: необязательно совершил он необыкновенный подвиг, но обязательно за этим знаком отличия кроются воля, умение преодолевать даже самые большие трудности.

(78)Я сидела за одной партой с Колей Савенковым и боялась, что ему больно будет увидеть человека, который вернулся в свою семью, к своему сыну, — вернулся оттуда, где навсегда остался Колин отец.

(79)Но Коля внимательно смотрел на Румянцева, и ни одна тень сторонней мысли не прошла по его лицу, некотором, как и на лицах других ребят, отражалось всё, о чём рассказывал капитан.

(80)Когда Румянцев закончил и ребята столпились вокруг него, Коля Савенков протиснулся вперёд и всё время, пока тот отвечал на сыпавшиеся градом вопросы, держал его за рукав. (81)А Василий Дмитриевич, должно быть о чём-то догадавшись, несколько раз провёл рукой по упрямой стриженой голове мальчугана.

(82)По дороге домой я думала: сколько я читала ребятам о героях Отечественной войны, сколько рассказывала, а вот такого впечатления не было.

(По Ф.А. Вигдоровой*)
* Фрида Абрамовна Вигдорова (1915-1965) —
советская писательница, журналист и правозащитник.

(1)В поздних и мягких сумерках они вышли к Байкалу, перешли через рельсовую дорогу и в лесном отбое между дорогой и берегом скинули со спин поклажу.

(2)Догорел свет, небо потухло, не давая глубины, и затмилось; выскочили над Байкалом слабые, мутные звёздочки и тут же скрылись. (3)Резко и отчётливо выделяясь, темнел лес, не вставший ещё сплошной стеной. (4)В нём длинными и тоскливыми вздохами пошумливал верховой ветер. (5)Резко очерчивались густой синью и дальние берега на той стороне Байкала; вода в море, притушенная скучным небом, едва мерцала дрожащим и искривлённым, как бы проникающим из-под дна свечением.

... (6)Первое, что увидел Саня, открыв глаза, было солнце, выбравшееся из-за туч, чтобы показать, что оно живо-здорово и одно-единственное во всё огромное чистое небо, склонённое от горы за речку и дальше, чтобы солнцу легче было выкатиться на простор. (7)Возле горы лежала ещё тень, слабая и начинающая подтаивать, от неё, казалось, и натекла небольшая сырость, но вся низина сияла под солнцем, и взрывчато, звёздчато взблёскивали там на кустах яркими вспышками погибающие капли воды. (8)Куда всё так скоро ушло: и беспросветная, бесконечная тьма в небе, и дождь, и ночные тревоги, и страхи, — нельзя было представить.

(9)Костёр догорал, слабый дымок редкой и тонкой прядью уходил прямо вверх. (10)Саня и ступал как-то необыкновенно легко и высоко, словно приходилось затрачивать усилия не для того, чтобы ступать, а чтобы удержаться на земле и не взлететь. (11)Деревья стояли вытянувшись, прямилась трава.

(12)Саню всё в это яркое утро приводило в восторг: и то, как обрывались с кедра и шлёпались на шалаш, падали на землю последние крупные капли дождя; и то, как умиротворённо и грустно, вызывая какую-то непонятную сладость в груди, затихал костёр; и то, как дурманяще и терпко пахла после дождя лесная земля; как всё больше и больше выбеливалась низина, куда :им предстояло идти; и даже то, как неожиданно, напугав их, закричала над головами кедровка. (13)Солнце вошло в силу, воздух нагрелся — пора было приниматься за дело. (14)Саня заглянул в своё ведро, стоящее по-прежнему в рюкзаке под кедром: ягода в нём заметно осела и сморилась, и всё-таки больше двух бидонов, прикинул он, в ведро уже не войдёт. (15)Можно не торопиться. (16)Но, как только начал он брать, как только потекла сквозь пальцы первая ягода, ещё больше налившаяся, отличающаяся от вчерашней тем, что произошло в эту ночь, и вобравшая в себя какую-то непростую её силу, как только окунулся он опять в её живую и радостную россыпь, руки заработали сами собой, удержать их было уже невозможно. (17)Под солнцем голубица скоро посветлела и стала под цвет неба — стоило Сане на секунду поднять глаза вверх, ягода исчезала совершенно, растекалась в синеве воздуха, так что приходилось затем всматриваться, напрягать зрение, чтобы снова отыскать её, по-прежнему крупную, отчётливо видимую.

(18)Саня и не заметил, как набрал один бидон, потом другой... (19)Ведро было полнёхонько, а он только разохотился. (20)Обвязав сверху ведро чистой тряпицей, которую он для этой надобности и прихватил с собой, чтобы не высыпалась по дороге ягода, он неторопливо стал спускаться по тропке обратно.

(21)Саня сладостно вздохнул: так хорошо было, так светло и покойно и в себе, и в мире этом, о бесконечной, яростной благодати которого он даже не подозревал, а только предчувствовал, что она где-то и для кого-то может быть. (22)Но чтоб для него!.. (23)И в себе он, оказывается, многого не знал и не подозревал: этого, например, нечеловечески сильного и огромного чувства, пытающегося вместить в себя всё сияние и всё движение мира, всю его необъяснимую красоту. (24)Саню распирало от этого чувства, он готов был выскочить из себя и взлететь, поддавшись ему, он готов был на что угодно»

(25)Захотелось вдруг пить, и он, спустившись к речке, попил, прихлёбывая из ладони. (26)Солнце поднялось высоко, день раздвинулся шире и стал глубже и просторней. (27)Всё вокруг было как-то по-особенному ярко и свежо, точно Саня только что попал сюда совсем из другого, тесного и серого, мира или, по крайней мере, из зимы. (28)Воздух гудел от солнца, от его ровно и чисто спадающего светозарного могучего течения; теперь, после ночи, пила и не могла напиться и насытиться солнцем земля. (29)Всякий звук, всякий трепет листочка казался значащим больше, чем просто звук или трепет, чем обычное существование их во дню, как и сам день не мог быть лишь движением времени. (30)Нет, это был его величество и сиятельство день, случающийся на году лишь однажды или даже раз в несколько лет, в своём величии, сиянии и значении доходящий до последних границ.

(31)Мальчик сел на камень возле потухшего костра и, задумавшись и заглядевшись без внимания, окунулся опять в тепло и сияние до конца распахнувшегося, замершего над ним во всей своей благодати и мощи, раскрытой бездонности и нежности, без сомнения, главного среди многих и многих дня. (32)Он сидел и слабой, усыплённой, заворожённой и отрывистой мыслью думал: «Что же мне ещё надо? (33)Так хорошо! (34)В одно время он, такой день, и я, а одно время здесь...»

(35)И, когда на обратном пути поднялись они с тяжёлой поклажей на вершину перевала, на тот таёжный каменный «трон», откуда волнами уплывали в дали леса, когда, встав на краю обрыва, оглядел на прощанье Саня это сияющее под солнцем без конца и без края и сияющее уже под ним величественное в красоте и покое первобытное раздолье, — от восторга и непереносимо-сладкой боли гулко и отрывисто застучало у Сани сердце: пусть, пусть что угодно — он это видел!

(По В.Г. Распутину*)
* Валентин Григорьевич Распутин (1937-2015) —
русский советский писатель и публицист, общественный деятель.

(1)Как-то в перемену Лёва вошёл ко мне в класс, чем-то взволнованный.

— (2)Марина Николаевна, — быстро сказал он, — я узнал один очень важный адрес. (3)Я знаю, где живёт учительница, у которой в четвёртом классе училась Зоя Космодемьянская.

(4)Может, она согласится прийти к нам? (5)Я уверен, это будет хорошо и интересно.

(6)В тот же вечер мы с ним пошли к Лидии Николаевне Юрьевой.

(7)Мы долго блуждали среди каких-то маленьких домиков, похожих друг на друга, как грибы-дождевики.

(8)И тут он воскликнул
— Да вот же он, дом семь!

(9)Через две минуты мы оказались в крошечной комнатке, где едва умещались две кровати и стол, словно осевший под высокими стопками ученических тетрадей. (10)В простенке над столом я сразу заметила портрет юноши лет семнадцати с красивым, открытым лицом.

(11)Лидия Николаевна, маленькая, хрупкая, слушала и молча изучала нас пристальным взглядом. (12)Выслушав до конца, она ещё немного помолчала, потом глухо, словно через силу, вымолвила:
— Мне тяжело говорить об этом. (13)И гибель Зои и гибель моего сына — всё это так тесно связано и так больно. (14)Боюсь, ничего не выйдет.

(15)Мы молчали, как мне показалось, очень долго.

— (16)Надо пойти, — вдруг сказал её отец-старик. — (17)Расскажи про девочку и про Володю расскажи, и всё будет как надо.

(18)Лидия Николаевна встала и вышла из комнаты.

— (19)Тоскует, — сказал её отец, внимательно глядя на расстроенного Лёву. — (20)Сколько времени прошло, а не утихает — болит. (21)Внук погиб вскоре после Зои, по Зоиному призыву пошёл...

...(22)Лидия Николаевна пришла на сбор отряда минута в минуту — ровно в семь часов. (23)Она села за столик, спокойно положила на него руки и заговорила.

— (24)В старшей школе Зоя и Шура учились уже не у меня. (25)Они росли, переходили из класса в класс, менялись, конечно, но что-то главное оставалось неизменным. (26)И, когда я слышала, что говорят учителя о Зое в пятнадцать, в семнадцать лет, я снова узнавала маленькую Зою, — ту, которая училась у меня в четвёртом классе. (27)И всё отчётливее становится в Зоином характере одно свойство... как бы вам его определить?..

(28)Лидия Николаевна задумалась.

— (29)Вот Зоя если в чём-нибудь была уверена, так уж ничего не боялась. (30)Раз был такой случай. (31)Во время диктанта одна девочка спросила у Зои, как пишется какое-то слово. (32)Зоя отказалась ответить. (33)Девочка возмутилась. (34)Поступок Зои обсудили на собрании, и многие говорили, что она вела себя не по-товарищески. (35)Но Зоя твёрдо стояла на своём: она всегда готова объяснить, растолковать непонятное, но подсказывать во время контрольной работы не станет, потому что считает это неправильным и нечестным.

(36)Чтобы так поступить и так отстаивать потом своё мнение, нужно быть, конечно, настоящим человеком. (37)Вы ведь сами знаете, ребята, как не любят плохих товарищей, как недружелюбно относятся ко всякому, кого считают плохим товарищем. (38)И не мне рассказывать вам — очень многие из вас полагают, что подсказка нужна: не подскажешь — подведёшь товарища. (39)Так ведь?

(40)3оя никогда не отказывалась помочь тем, кто в этом действительно нуждался. (41)Но способному и вдобавок ленивому ученику она могла сказать прямо и резко: «Сам должен выучить. (42)Все одинаково могут это сделать, а ты просто не хочешь заниматься».

(43)Рисковала она из-за резкости потерять любовь товарищей? (44)Да, рисковала. (45)Но она не боялась этого. (46)Ей не нужна была любовь, купленная снисхождением, уступками. (47)Вы знаете такое слово — принципиальный? (48)Вот Зоя была принципиальным человеком, она ничего не боялась и всегда поступала так, как считала правильным и справедливым.

(49)И ребята уважали Зою, потому что видели: она требовательна прежде всего по отношению к себе самой. (50)И в малом, и в большом.

(51)Помню, в первую военную осень ученики старших классов поехали рыть картошку. (52)Работать было трудно — все дни лил дождь; туфли, калоши вязли в грязи, невозможно было ходить. (53)Как-то вечером, когда остальные ребята уже уснули, Зоя приготовила для всех длинные тесёмки, чтобы привязывать калоши к ногам. (54)Наутро все смогли выйти на работу. (55)В другой раз, в очень уж холодный и ненастный день, все остались дома. (56)Зоя вышла в поле одна и работала, несмотря на дождь и слякоть.

(57)Почему я вам это рассказываю? (58)Потому что хочу, чтобы вы поняли: всё, за что мы уважаем и любим Зою: прямота, стойкость, мужество, — всё это вырастало и крепло в ней с детства.

(59)Однажды Зоя задала мне такой вопрос: «Лидия Николаевна, вот вы сказали, что позорно говорить неправду. (60)А если случится, что попадёшь к врагам? (61)Как же тогда? (62)Ведь там правду сказать нельзя».

(63)Я ответила, что скрыть правду от врагов родины — значит выполнить свой долг. (64)Зоя выслушала молча, потом сказала: «Да, можно ответить: не скажу, не могу сказать».

(65)А двадцать седьмого января сорок второго года я прочитала в «Правде» о том, как Зоя ответила на допросе у немцев: «Нет, не скажу!» (66)Она осталась верна тому, что поняла и решила в детстве...

(67)И снова Лидия Николаевна замолчала и задумалась. (68)Все сосредоточенно, не отрываясь, смотрели в лицо Зоиной учительницы и ждали следующего её слова.

— (69)Когда Зоя погибла, шесть юношей из нашей школы, моих учеников, пошли добровольцами в Красную Армию. (70)Среди них был Шура Космодемьянский. (71)Он вместе с товарищами ворвался в расположение той самой немецкой дивизии, офицеры и солдаты которой замучили Зою, и отомстил за сестру. (72)Среди них был и мой мальчик, мой сын Володя. (73)Семнадцати лет он уже окончил танковое училище и стал лейтенантом — командиром танка. (74)Он храбро бился с врагом, был награждён тремя орденами Отечественной войны и, так же как и Шура, погиб незадолго до Победы.

(75)По классу пронеслось что-то, словно внезапно все тихо вздохнули.

(76)Не знаю, как точнее выразить то чувство, которое пробудил этот разговор. (77)Всмотрись в своих товарищей, в тех, кто учится и живёт рядом с тобой: всё, что заложено в них уже сейчас, потом, в жизни, даст всходы. (78)Ты справедлив, честен, стоек? (79)Таким ты будешь, и став взрослым. (80)Ты соврал? (81)Ты не умеешь справиться с собой, не учишься, ленишься? (82)Смотри, подумай над этим теперь, потом будет гораздо труднее выпрямить себя, побороть плохие наклонности, переломить въевшуюся скверную привычку.

(По Ф.А. Вигдоровой*)
* Фрида Абрамовна Вигдорова (1915-1965) —
советская писательница, журналист и правозащитник.

(1)Учителя литературы очень любят задавать домашние сочинения на тему «О чём я мечтаю» . (2)Эти сочинения мне всегда трудно писать, потому что я мечтаю об очень многом и никак не могу решить, о какой же именно мечте написать. (3)Помучившись немного за письменным столом, узнав на всякий случай, о чём мечтают мама, папа и старший брат Дима, и убедившись, что их мечты мне совсем не подходят, я сажусь и пишу то, что, я уверен, с удовольствием прочтёт наша учительница. (4)Я пишу, что очень хочу уехать за тысячи километров от Москвы, чтобы открыть залежи каких-нибудь полезных ископаемых, или скелеты древних животных, или даже новые земли...

(5)А на самом деле, когда мне приходилось летом уезжать из Москвы не за тысячи, а всего-навсего за двадцать пять километров, в летний лагерь, я очень скучал по своему двору, и по своей улице, и по своим школьным товарищам. (6)Но вот наступил день, когда мне со всем этим пришлось распрощаться.

(7)Вечером папа экстренно собрал семейный совет, который он называл «семейным квартетом», потому что нас было четверо. (8)Ну, сперва всё шло, как в знаменитой басне Крылова: каждый «играл» по-своему. (9)Папа сказал, что он очень счастлив, потому что наконец-то будет изучать вечную мерзлоту не в московских холодильниках и не по бумажкам, а, как папа сказал, «весомо, грубо, зримо». (10)Это, оказывается (я уж потом узнал!), он употребил слова Маяковского.

(11)Мама стала очень быстро расставлять на столе посуду, несмотря на то что ужинать было ещё рано: она не была так сильно счастлива, как папа. (12)Одна тарелка даже упала на пол, но не разбилась.

— (13)Ничего-о, — сказал ей папа, — не волнуйся: ты скоро привыкнешь к этой мысли...

(14)И уже через полчаса мама действительно привыкла. (15)Она стала так деловито вытаскивать чемоданы и собирать вещи, будто уже давным-давно знала, что мы поедем в Заполярье, хотя никому об этом не говорила.

(16)Я был ещё счастливее папы! (17)Ещё бы: я поеду не куда-нибудь на дачу и не в летний лагерь, а в город Заполярск, который так называется, потому что находится за самым Полярным кругом.

(18)Итак, мы отправились в путь!

(19)До самого Заполярска мы ехали на одних только экспрессах. (20)Из Москвы выехали на автобусе-экспрессе, потом пересели на «Ту-104», который тоже вполне можно назвать «воздушным экспрессом», а после этого нас помчал по Енисею речной экспресс.

(21)На всём белом свете нет, наверное, ни одного мальчишки, который хотя бы один месяц или там десять дней в своей жизни не мечтал быть шофёром, лётчиком или капитаном дальнего плавания. (22)Я уже давно заметил, что все мальчишки почему-то больше всего мечтают работать на транспорте. (23)Если бы они не меняли потом этой своей мечты, то некому было бы на земле быть пассажирами или пешеходами. (24)Некому было бы ездить, все бы только возили! (25)И нет, вероятно, ни одного мальчишки, который не смастерил бы хоть одного кораблика из старой газетной бумаги.

(26)Обо всём этом я стал вспоминать и размышлять, когда наш огромный и тоже белоснежный, как плавучий айсберг, речной экспресс с именем Некрасова на борту стал выбираться на самую середину енисейского простора. (27)Навстречу ему плыла, можно сказать, вся русская классическая литература: «Пушкин», «Лермонтов», «Тургенев», «Лев Толстой»... (28)Проносились маленькие, пронырливые судёнышки с очень визгливыми голосами. (29)Солидно и важно оседая под тяжестью грузов, проходили самоходные баржи. (30)Одним словом, вблизи порта шла такая корабельная суетня, что я, как и на аэродроме, поражался: неужели не столкнутся, не заденут друг друга? (31)Но никто никого не задевал и не толкал...

(32)И тогда мне снова захотелось стать капитаном дальнего плавания! (33)А тут ещё Владимир Николаевич стал рассказывать, какая это трудная и ответственная работа — водить по Енисею такие вот корабли, как наш «Некрасов», которые, как сказал Владимир Николаевич, «по габаритам вполне могут соперничать и с морскими судами».

(34)Я узнал, что слово «габариты», оказывается, относится к размерам судна.

— (35)Да, размеры у кораблей поистине морские. (36)А простор-то всё-таки не морской, — вступил в беседу папа. — (37)Тут уж капитан должен назубок знать все изгибы, мели, перекаты, пороги...

— (38)И здесь тоже есть пороги? — удивился я, ведь мне казалось, что порогами своими славится только Днепр, о чём я читал во многих книжках и стихах.

— (39)Ещё какие коварные пороги! — воскликнул папа. — (40)Вот, например, Казачинский порог, самый опасный на Енисее, по ночам и проходить запрещено. (41)Только лучшие капитаны имеют на это право... (42)Там, под водой, такие каменные глыбы притаились! (43)Между ними кипят буруны... (44)И в самих этих глыбах, в самом каменном ложе реки, прорыт канал длиною так метров в сорок. (45)А иначе совсем было бы опасно!

(46)Я был в восторге, оттого что папа не уступил в разговоре Владимиру Николаевичу: он всё, ну, буквально всё знал про Енисей, как будто родился на этой реке.

(47)Я восхищался папой, и тайга, которая с двух сторон обступила реку, меня тоже восхищала.

(По А.Г. Алексину*)
* Анатолий Георгиевич Алексин (1924-2017) — русский советский писатель,
сценарист и драматург, автор книг для детей и юношества.

(1)Как-то начался разговор: мы вспоминали, кто как встретил 22 июня, а потом — день Победы.

(2)Сначала я слушала Нину и Любу, потом перестала даже слышать их голоса — так явственно, так отчётливо вспомнились мне мои 22 июня и 9 мая...

... (3)Война застала меня в Ленинграде. (4)Шура, мой брат, в то лето окончил аспирантуру, у него был отпуск, и он взял меня с собой. (5)Оба мы были впервые в этом чудесном городе. (6)Ездили на острова, побывали в Эрмитаже, а вечером 21 июня, возвращаясь с концерта, долго ходили по окутанному белой ночью городу, бродили без устали, глядели на него — и не могли наглядеться. (7)Хорошо нам было! (8)Сколько чудесных, радостных планов строили мы на будущее!

(9)Встали, конечно, поздно, позавтракали как ни в чём не бывало, а потом вышли на улицу, и тут нас ударило слово: война!

(10)Мы вернулись в Москву.

(11)Вскоре Шура ушёл в армию. (12)В марте сорок второго года он погиб под Гжатском.

...(13)А День Победы!

(14)Я проснулась среди ночи с внезапно сжавшимся сердцем: кто-то бежал по лестнице с верхнего этажа и барабанил кулаком во все двери подряд. (15)Я ещё не успела сообразить, что происходит, только внутри что-то дрогнуло. (16)Вспомнилось: так в сорок первом и сорок втором годах раздавался по ночам стук в дверь, в пролётах лестницы метался возглас: «Тревога, граждане, тревога!» (17)Но сейчас?.. (18)В эту минуту забарабанили в мою дверь, и я услышала мальчишеский голос. (19)Он был ликующим: «Войне конец!»

(20)Бывает радость, с которой ни минуты нельзя остаться наедине. (21)И, хотя стояла глубокая ночь, все мы вышли из своих комнат и спустились во двор. (22)Тут было полно народу. (23)Словно тень прошла перед глазами... (24)Снова вспомнились мне те далёкие ночи, когда в густой тьме, теснясь, сдерживая дыхание, не смея зажечь спичку, толпились в этом дворе люди, ожидая своей очереди у входа в бомбоубежище. (25)Вспомнилось, как после отбоя матери с землисто-бледными от усталости и тревоги лицами на руках выносили спящих детей. (26)Как, выходя после одной такой ночи из подвала, люди жмурились и мигали от неожиданности: весь двор искрился под ещё не поблёкшей луной колючим, неестественным блеском. (27)Двор сплошь был засыпан хрустящим под ногами стеклом. (28)В ту ночь бомба разорвалась совсем близко — из окон вылетели стёкла.

(29)Да, всё это вспомнилось, не могло не вспомниться, но и не могло погасить счастья, которое светилось на каждом лице. (30)В ту ночь можно было зайти в любой незнакомый дом, постучаться в каждую дверь, заговорить с каждым встречным — все были полны одним чувством: кончилась война!

(31)И потом — по-особенному сияющие, насквозь пронизанные солнцем утро и день... (32)Все мы, не сговариваясь, пошли на Красную площадь. (33)На белых, нагретых солнцем трибунах сидели целые семьи, старики, опирающиеся обеими руками на палки, старухи в платочках, с узелками. (34)Всюду бегали дети, крепко взявшись за руки, проходили улыбающиеся девушки, слышались громкие, праздничные голоса. (35)Шли часы. (36)Ярко-голубое майское небо померкло, стало бледно-сиреневым, потом густо-синим. (37)А народу всё прибывало и прибывало.

(38)И, когда раздался голос диктора, вся площадь разом погрузилась в безмолвие... (39)Но первое же простое и прекрасное слово: «Товарищи!» — вновь принесло с собой глубокую тишину.

(40)Рядом со мной стояла высокая немолодая женщина. (41)Она крепко сжала губы, неподвижно глядя прямо перед собой, и по щекам её непрерывно текли слёзы. (42)А в двух шагах мальчуган, сидя на плече у отца, смотрел на неё с безмерным, горестным изумлением, почти с упрёком: о чём можно плакать в такой день?

(43)Я-то знала, о чём, и многие, многие на этой площади тоже знали. (44)Но вот отзвучали слова: «С победой вас, мои дорогие соотечественники и соотечественницы!» (45)Лучи прожекторов сплелись в небе живой светящейся сеткой, и от этого оно необычайно поднялось над нами, стало безмерно высоким. (46)Ещё мгновение, и в эту лиловую тьму плеснули фонтаны огня и света — салют! (47)И Спасская башня стояла такая прямая, вся устремлённая ввысь, прекрасная, как символ величия и покоя. (48)А над Кремлёвским дворцом огромной алой птицей парил флаг.

(49)Чудесный, счастливый день — радостный и трудный...

(50)И тут, словно пробудившись, я услышала голос Нины.

— (51)Самое счастливое событие в моей жизни? — протяжно говорила она. — (52)А если у меня не было в жизни никаких событий!..

— (53)Ну, не событие, — возразила Люба, — а день, когда ты чувствовала себя очень-очень счастливой.

— (54)А я всегда чувствую себя счастливой, — ответила Нина.

(55)Наступило молчание. (56)Я ждала, мне хотелось услышать, что скажет Нина. (57)И вот она заговорила:
— Ладно, только учтите: событий у меня не было. (58)У меня очень обыкновенная жизнь. (59)Во время войны я работала проводником в поезде, ездили мы по маршруту Москва — Новосибирск. (60)В Москву везли военных или командированных, а в Новосибирск — женщин и детей с Украины, из Белоруссии, ленинградцев. (61)Ребята многие ехали одни, родители у них погибли, и они были такие одинокие, притихшие, печальные, просто сил не было смотреть.

(62)Тогда и решили мы устроить в своём поезде детский вагон и оборудовать его как следует. (63)Когда бригада стояла ещё в Новосибирске на отдыхе, мы сложились, собрали денег и купили игрушек, принесли кто посуду, кто книжки, кто цветы. (64)Нас было двадцать семь девушек, так что вещей набралось много. (65)Потом одна девушка предложила устроить в вагоне подвесные люльки для грудных ребят. (66)В общем, устроили очень хороший вагон: получилось уютно и красиво. (67)На больших остановках бегали за горячей пищей. (68)В вагоне всё время кипел самовар. (69)И потом ещё попросили девушек из другой бригады, из ташкентского поезда, привезти нам шерсти и стали вязать ребятам варежки и носки. (70)Мы старались в дороге развлечь ребят — рассказывали им сказки, читали им, пели. (71)И верно, они немножко повеселели, даже улыбаться начинали. (72)А уж это... — Нина замолчала на секунду и потом порывисто договорила. — (73)3наете, хуже всего, когда малыш до того намучился, что и улыбнуться не может... (74)Ну вот, а потом, по нашему примеру, детские вагоны стали устраивать и в других поездах. (75)И мы были очень рады... (76)Счастливы, — добавила Нина, чуть помедлив.

(77)И так как мы молчали, она сказала извиняющимся тоном:
— Я же говорила, что будет неинтересно...

— (78)Неправда, очень интересно! — горячо сказала Люба. — (79)Очень интересно, Ниночка! — ласково повторила она.

(80)3а окном было совсем черно. (81)Я смотрела в это чёрное, точно бархатом затянутое окно, и думала: всего труднее объяснить, что счастье не просто в личной удаче, счастье — жить для людей и работать для них, думать и заботиться не только о себе.

(По Ф.А. Вигдоровой*)
* Фрида Абрамовна Вигдорова (1915-1965) — советская писательница, журналист и правозащитник.

(1)День клонился к закату. (2)Солнце запуталось в слоистых облаках над лесом, угасило свой жар, потонуло ярким малиновым шаром в синем мареве. (3)Васька, перекинув топор через плечо, а я с лопатой наперевес шли к околице.

— (4)Коли можете, приходите, — сказал, уходя, председатель, — там и бабка ваша копошится, смените её.

(5)На взгорье, что за деревней, мельтешил народ. (6)Слышался сдержанный говор, редкие, приглушённые удары лопат о камень, стук двух или трёх топоров и голос пилы.

(7)Чем ближе мы подходили, тем ясней различал я, что взгорье на околице словно выросло, поднялось повыше. (8)И точно. (9)Люди насыпали холм, невысокий, метра в два, и плотно укрыли его дёрном. (10)Горка подросла, и на ней, на этой высотке, белела дощечками треугольная пирамидка.

(11)Мы опоздали: памятник был почти готов.

(12)Внизу, у подножия холма, затрещал костёр. (13)Со стороны деревни к нему тянулся народ. (14)Огонь выхватывал усталые, с полукружьями под глазами, лица женщин, низко надвинутые на лоб платки. (15)Тени делали даже тех, кто помоложе, старухами, и мне казалось, что перед памятником собралась толпа одних дряхлых старух.

(16)Случайно я увидел в толпе Маруську и шагнул к ней.

— (17)Ты как тут? — спросил я.

— (18)Так мы все приехали, — сказала Маруська, — ведь дядя Игнат сказал, что сегодня закончат...

(19)Дед Трифон притоптал дёрн у пирамиды, придирчиво оглядел памятник. (20)Через толпу пробился Васька. (21)Он загнанно дышал и держал в руке фанерную светлую звёздочку. (22)Терентий Иванович взял её, покачал на ладони, будто взвешивая тяжесть.

— (23)Прибей? — сказал он Ваське, и тот, подхватив топор, точно снайпер, забил гвоздь в центр звёздочки.

(24)Светлым пятнышком мерцала она над пирамидой. (25)А над ней чернело ночное небо, и там тоже молчали, переливались звёзды, тысячи звёзд. (26)Тысячи тысяч. (27)Но эта, фанерная, была ближе других к нам. (28)Она как будто шевелилась в неровном свете костра.

— (29)Ну вот, — сказал Терентий Иванович, — и поставили мы памятник нашим солдатам. — (30)Он умолк и вдруг спросил, спохватившись: — Васька, краску принёс?

— (31)Принёс, — пробасил Василий.

— (32)Пиши, — сказал председатель, — на каждой планке, их тут ровно шестьдесят четыре.

(33)Стало тихо. (34)Только трещал костёр, разбрызгивая огненные искры, словно это был артиллерийский салют. (35)Из двадцати одного орудия. (З6)Двадцатью залпами.

— (37)Семён Николаевич Васильев, — продиктовал председатель. — (38)Тысяча девятьсот двадцать третий — тысяча девятьсот сорок второй.

(39)Васька аккуратно выводил красной краской ровные, стройные буквы и такие же ровные цифры.

— (40)Семён Семёнович Васильев, — сказал председатель. — (41)Тысяча восемьсот девяносто второй — тысяча девятьсот сорок первый. (42)Борис Иванович Васильев. (43)Тысяча восемьсот девяносто девятый — тысяча девятьсот сорок четвёртый. (44)Семён Борисович Васильев. (45)Тысяча девятьсот двадцать пятый — тысяча девятьсот сорок второй.

«(46)Все Васильевы! — поразился я. — (47)Одна семья, что ли?» (48)Хотел спросить кого-нибудь, но не решился.

— (49)Иван Петрович Васильев, — сказал председатель сдавленным голосом. — (50)Тысяча девятьсот шестой — тысяча девятьсот сорок первый.

(51)Я посмотрел на Ваську. (52)Он вдруг беспомощно обернулся к председателю. (53)Никогда я не видел таким Ваську. (54)Губы у него тряслись, и банка с краской тоже.

— (55)Терентий Иванович, — сказал он глухим голосом, — я... — (56)Он мотнул головой, словно у него в горле стоял комок. — (57)Пусть Николка!

(58)Председатель посмотрел в толпу.

— (59)Иди сюда, Коля! — сказал он.

(60)Я не понял, что это зовут меня, но толпа передо мной расступилась, образуя тропку к холму. (61)Кто-то подтолкнул меня сзади, и я, как на трибуну, поднялся на горку.

— (62)Пиши! — сказал мне Васька, и я принял у него банку с кисточкой.

— (63)Иван Петрович Васильев, — повторил председатель. — (64)Тысяча девятьсот шестой — тысяча девятьсот сорок первый.

(65)Я нагнулся к пирамидке и аккуратно вывел буквы. (66)Я волновался, и рука у меня дрогнула. (67)Я обернулся. (68)На меня молчаливо смотрели люди. (69)Я повернулся к памятнику и поставил точку.

— (70)Иван Дмитриевич Васильев...

(71)Вдруг кто-то дико закричал. (72)Я опять обернулся, оплеснув штанину красной краской. (73)На земле, у подножия, лежала женщина прижималась к дёрну, обнимала его и плакала, плакала так отчаянно, что мне стало страшно. (74)Я отыскал взглядом Ваську. (75)Он сидел на холме, возле пыльных сапог председателя, обняв руками свои колени.

(76)Я отыскал тётю Нюру.

(77)Она не плакала. (78)Она глядела сухими, воспалёнными глазами на пирамиду и, казалось, ничего не видела.

(79)Костёр раскидывал в красной траве чёрные тени и громко хлопал прогоревшими сучьями.

(80)Я содрогнулся: первый раз в жизни я видел такое горе.

(81)Горе не одного человека, не двоих, не одной семьи, а горе целой деревни.

(По А.А. Лиханову*)
* Альберт Анатольевич Лиханов (род. в 1935 г.) — русский писатель, общественный деятель.

(1)Помнишь ли ты свою первую книгу?

(2)Нет, не ту, что прочитана бабушкой или мамой возле постели, когда у тебя была ангина и тебе отчего-то хотелось плакать над каждой страницей, и не ту тонкую книжицу, по которой ты, словно птенец, пробуя звуки собственного голоса, складывал из букв знакомые слова.

(3)Нет, я спрашиваю про книгу, которую ты выбрал — или тебе помогли выбрать — среди множества других, которую ты раскрыл дома, оставшись один, и которая навсегда запала в твою память чудесными мыслями, волнующими словами, чернотой отчётливых, красивых букв, рисунками, переплётом — прекрасным или вовсе неказистым — и далее запахом — резким запахом типографской краски, смешанной с клеем, или запахом какого-то другого дома, в котором, перед тем как оказаться у тебя, побывала эта книга.

(4)Я помню очень хорошо.

(5)Книга «Что я видел» была сразу большой и толстой. (6)Выпущенная перед войной, к третьей военной осени она вспухла от прикосновения многих рук, жёлтая картонная обложка обтёрлась и потрескалась, как будто это кусок глинистой земли, пересохшей от безводья, а внутри на некоторых страницах встречались следы стаканов неаккуратных читателей и даже чернильные кляксы. (7)Но тем милей казалась эта книга!

(8)Едва выучив уроки, я уселся за свой «десерт», за это лакомое блюдо. (9)Герой книги плыл по Волге на пароходе, и вместе с ним плыл я, но ведь всё дело в том, что там, на Волге, ещё зимой шла война. (10)Каждое утро Анна Николаевна передвигала на карте в нашем классе красные флажки, и прошлой зимой там, на Волге, у самого Сталинграда, флажки словно застряли. (11)Анна Николаевна приходила хмурая, можно было подумать, что она весь день останется такой, но учительница постепенно оживала, смеялась, даже смешила нас какими-нибудь шутками.

(12)Потом она нам рассказывала, что знала, про Сталинградскую битву, про то, как наши сперва защищались, как держались за каждый камень, а в это время готовились силы, подходили к Волге новые войска и, наконец, наши окружили фашистов, захватили клещами, будто какой-нибудь ржавый гвоздь, да и выдернули его.

(13)В кино тогда показывали пленных немцев: как идут они длинными колоннами, откуда-то из-за горизонта, а наши командиры в белых полушубках глядят на них презрительно. (14)И вокруг одни печи торчат вместо домов.

(15)А в книжке, которая мне досталась, никакой войны нет, по Волге плывёт пароход, похожий на льдину, такой он белый и чистый, и на нём плывёт мальчик, который видит много всяких интересных вещей.

(16)Первый раз в моей жизни прошлое не походило на настоящее и оттого было ещё прекраснее.

(17)Я читал книгу, наслаждался ею, точно глотал вкусное мороженое, время от времени вставал из-за стола и шёл к бабушке, вспоминая, как мы записывались в библиотеку.

— (18)Но почему ты сказала, что так, как одета Татьяна Львовна, раньше барыни одевались?

— (19)До революции, — говорила бабушка. — (20)Видать, приезжая, старушка-то!

— (21)Откуда ты взяла? — смеясь, спрашивал я.

— (22)Да я и сама не знаю откуда, — улыбалась бабушка.

(23)Я снова возвращался к книге, прочитывал ещё одну главу и переспрашивал бабушку:
— Значит, через десять дней, если не прочитаю, надо вернуть?

—(24)Не вернуть, а продлить, — отвечала бабушка. — (25)И книгу можно не носить. (26)3айдёшь, попросишь, чтобы продлили.

— (27)Надо её газетой обвернуть, — говорил я.

— (28)Да и корешок неплохо подклеить. (29)Страницу какую, если порвана.

(30)Так мы вспоминали строгие библиотечные правила, выполнять которые мне хотелось неукоснительно и с радостью.

(31)Одетую мной книгу Житкова «Что я видел» Татьяна Львовна признала образцовой, и я, уединившись в библиотечных кулисах, множил, вдохновлённый похвалой, свои образцы. (32)Благоговейная тишина и запахи книг оказывали на меня магическое действие. (33)На моём счету числилось пока ничтожно мало прочитанного, зато всякий раз именно в этой тишине книжные герои оживали! (34)Не дома, где мне никто не мешал, не в школе, где всегда в изобилии приходят посторонние мысли, не по дороге домой или из дома, когда у всякого человека есть множество способов подумать о разных разностях, а вот именно здесь, в тишине закутка, со счастливой охотой, точно играя в поддавки, ярко и зримо представали передо мной яркие, расцвеченные, ожившие сцены, и я превращался в самых неожиданных героев.

(35)Кем я только не был!

(36)И Филипком из рассказа графа Льва Толстого, правда, я при этом замечательно и с выражением умел читать, и, когда учитель в рассказе предлагал мне открыть букварь, я с выражением шпарил все слова подряд, без ошибок, приводя в недоумение и ребят в классе, и учителя, и, наверное, самого графа, потому что весь его рассказ по моей воле поразительно менялся. (37)Я улыбался и въявь, и в своём воображении, будучи маленьким Филипком, утирал мокрый от волнения лоб большой шапкой, нарисованной на картинке, и вообще поражал воображение присутствующих.

(38)Конечно, я представлял себя царевичем, сыном Гвидона, и опять менял действие сказки Пушкина, потому как поступал, на мой взгляд, разумнее: тяпнув в нос или в щёку сватью и бабу Бабариху, я прилетал к отцу, оборачивался самим собой и объяснял неразумному, хоть и доброму, Гвидону, что к чему в этой затянувшейся истории.

(39)Или я был Гаврошем и свистел, издеваясь над солдатами, на самом верху баррикады. (40)Я отбивал чечётку на каком-то старом табурете, показывал нос врагам, а пули жужжали рядом, и ни одна из них не могла задеть меня, потому что этого не хотел я, и меня не убивали, как Гавроша, нет, я отступал вместе с последними коммунарами, прятался в проходных дворах, потом садился на судно, которое шло в Ленинград, а дальше ехал в родной город поездом и оказывался здесь, в библиотеке, точнее, в библиотечном закутке, и от меня ещё пахло порохом парижских сражений.

(41)Сочиняя новые сюжеты, я замирал, глаза мои, наверное, останавливались, потому что, если фантазия накатывала на меня при свидетелях, я перехватывал их удивлённые взгляды, и, может, ещё и рот у меня открывался — одним словом, воображая, я не только оказывался в другой жизни, но ещё и уходил из этой. (42)И чтобы окружающие не таращились на меня, я предпочитал оставаться совершенно один, как тут, в закутке.

(43)Однажды Татьяна Львовна как-то тихо зашла мне за спину и повернула лицом к себе.

(44)В руке у неё была толстенная книга в зелёном переплёте и золотыми буквами на нём.

— (45)Вот Пушкин, — сказала она изменившимся, дрогнувшим голосом. — (46)У него необыкновенная судьба. (47)Он эвакуирован из Ленинграда. (48)Эвакуировался вместе со мной.

(49)Татьяна Львовна закашлялась, точно поперхнулась. (50)Потом произнесла ещё тише:
— Пушкин, Лермонтов и Гоголь — три великих писателя. (51)Я не могла представить себя без них. (52)Возьми, Коля, эвакуированного Александра Сергеевича. (53)Почитай с бабушкой и мамой. (54)Лучше всего вслух. (55)Это собрание сочинений в одном томе. (56)Издание Вольфа. (57)Книга моей юности.

(58)Я протянул руку — Татьяна Львовна отдала книгу не сразу. (59)Она быстро глянула на меня, и улыбка скользнула по её лицу. (60)Татьяна Львовна передавала мне огромный красивый том так, чтобы я не сразу, а постепенно почувствовал его тяжесть. (61)Я протянул вторую руку: конечно, я мог держать такую громадную книгу только двумя руками, да и то изо всех сил, и тогда библиотекарша, наконец, отпустила том.

(62)Кажется, я даже покачнулся и принял Пушкина к себе.

(63)Вышло так, что мы обнялись с великим поэтом.

(64)Вернее, это я обнял его.

(По А.А. Лиханову*)
* Альберт Анатольевич Лиханов (род. в 1935 г.) — русский писатель, общественный деятель.

(1)Отец поселил сына в комнатёнке, снятой на время в деревянном соломбальском доме, на самом берегу речушки Курьи. (2)Далёкие возгласы горнов, поющих по утрам на дворах Экипажа, неустанно взывали к подвигам. (3)Проснёшься — и сразу видишь в окне, за бутонами пышных гераней, путаницу снастей, неразбериху корабельных рангоутов. (4)Всё напоминало о море. (5)Кажется, Соломбала, исторический район Архангельска, издревле так уж устроена, чтобы уводить подростков в заманчивые дали морских скитаний. (6)Отсюда, от её причалов, где сейчас рычат дизеля «морских охотников», начинали свои пути Лазарев и Чичагов, Литке и Русанов, Седов и Воронин! (7)От могилы матроса, погибшего у мыса Желания, прямая дорога приведёт тебя в кривые проулочки Соломбалы, и ты постучишься в дом, где живут его потомки. (8)Именно здесь рождались и росли скитальцы-непоседы, которым хорошо только в море. (9)Даже дети Соломбалы, до позднего вечера играя на воде, поют свои особые песни.

(10)В город Савка даже не заглядывал. (11)Днями он пропадал на улицах и речках Соломбалы, бродил возле пристаней, вдыхая едкую гарь судоремонтных мастерских, и не раз блуждал в лабиринтах лесобиржи, среди штабелей леса, уложенных в «проспекты». (12)Соломбала — старейшая верфь России, и жители её не ведают почвы под своими ногами: дома стоят на многовековых отложениях щепок и опилок — отходов от строительства кораблей, давно пропавших в походах, забытых. (13)Оттого-то, наверное, жилища соломбальских мастеровых и погружались в зыбкую землю, словно тонущие корабли в пучину. (14)Ходишь по скрипучим деревянным мосткам, а вровень с ними глядят на мир форточки первых этажей— хозяева уже перебрались на второй этаж. (15)Над речками Соломбалы, будто в Венеции, перекинуты горбатые мостики, а берега их вплотную заставлены лодками, вёсельными и моторными.

(16)По весне залило Соломбалу обширным половодьем, но жизнь продолжалась обычным порядком. (17)На моторках плыли в школу дети, на лодках из магазинов с авоськами плыли женщины, а возле дверей парикмахерской покачивало на волне катера соломбальских мужиков, стоявших в кильватере, чтобы побриться и освежиться.

(18)Настало лето. (19)Иногда, наскоками, отец навещал сына.

— (20)Тебе надо поправляться, — говорил он.

(21)После блокады Савка испытывал постоянный голод и готов был есть с утра до ночи. (22)Отец отдавал ему свой «сухой» бортпаёк офицера: тресковую печень, бруски жёлтого сливочного масла и тушёнку. (23)Приносил в бутылках хвойный экстракт.

— (24)Пей вот. (25)Да не кривись. (26)Это спасает от цинги. (27)Как-то отец принёс большую розовую сёмгу.

— (28)Не вари её и не жарь, — сказал он Савке. — (29)Ешь, как едят поморы, — сырую. (30)Отрежь ломтик, посоли и съешь.

— (31)Папа, ты сам поймал?

— (32)Нет. (33)Когда «охотники» швыряют на врага глубинные бомбы, то после взрывов всплывает масса оглушённой рыбы. (34)3релище не из приятных.

(35)Лето выдалось жаркое. (36)Архангельск, как тыловой город, ещё не знал светомаскировки. (37)По вечерам его бульвары и набережные освещались уютными огнями.

(38)В июле буйно отцветала северная черёмуха. (39)Она совсем скрывала дома соломбальских мастеровых. (40)В один из таких дней Савка от нечего делать поплёлся на перевоз и ещё издали заметил, что от реки в сторону Экипажа валит нескончаемая колонна мальчишек-подростков, почти его одногодков — чуть постарше, в руках которых тряслись фанерные чемоданы. (41)И ещё болтались на спинах домашние мешки. (42)Вся эта галдящая ватага двигалась неровным строем в сопровождении вспотевших от усердия флотских старшин.

— (43)Эй, кто вы такие? — крикнул Савка.

— (44)Юнги, — донеслось в ответ.

— (45)Какие юнги? — обомлел Савка. — (46)Вы откуда взялись? (47)Из рядов ему вразброд отвечали, что они из Москвы, из Караганды, из Иркутска, с Волги.

(48)Старшина отодвинул Савку прочь:
— Не мешай, разговаривать со строем нельзя.

(49)А дальше всё было как во сне. (50)Одним махом Савка домчал до дому, из чемодана выхватил два тома своих сочинений и понёсся вдоль речки Курьи, не чуя под собой ног, в сторону Экипажа. (51)Юнги уже прошли через ворота в теснины дворов флотской цитадели, и Савка нагло соврал часовому:
— Я же с ними! (52)Ей-ей, отстал на перевозе.

(53)Штык часового откинулся, освобождая дорогу в новый волшебный мир, который зовётся флотом. (54)Иногда бывает так, что судьба человека решается в считаные минуты. (55)И да будут они благословенны! (56)Стоял июль — жаркий июль сорок второго года. (57)Это был горячий, изнуряющий июль, когда на советском флоте появилось новое воинское звание — юнга!

(По B.C. Пикулю*)
* Валентин Саввич Пикуль (1928—1990) — советский писатель,
автор многочисленных художественных произведений на историческую и военно-морскую тематику.

(1)Знаете, когда я впервые удивилась слову «труд»? (2)Когда я узнала, что Пётр Ильич Чайковский в детстве увиливал от занятий музыкой и его запирали в комнате с роялем до тех пор, пока не научится играть хорошо и пока не выучит наизусть положенное. (3)То есть труд помогал достигать цели за счёт усилий, которые человеку приходилось направлять на её достижение. (4)Рассказала мне это учительница музыки, которая приходила к нам домой раз в неделю и заставляла меня играть Моцарта и Шопена.

(5)Мне не хотелось, мне не нравилось играть. (6)И становиться Чайковским или Рихтером, с которым поступали не менее сурово, чем с Чайковским, я тем более не собиралась. (7)Меня учили музыке для того, чтобы я разрабатывала правую руку. (8)Я была левшой, а в школе в те годы требовали обязательно писать правой рукой.

(9)Вечерами я, первоклашка, писала бесконечные диктанты, пальцы правой руки, конечно же, слушались плохо, получалось коряво, но я не страдала, оттого что часами выводила буквы, не воспринимала это как труд. (10)А занятия музыкой — воспринимала.

(11)«Труд превратил обезьяну в человека», «Терпение и труд всё перетрут», «Без труда не выловишь и рыбку из пруда» — слово «труд» во времена моего детства так часто и навязчиво повторялось, что казалось пустым звуком. (12)То ли дело талант, вдохновение, когда всё делается само собой и с удовольствием! (13)Но оказалось, что труд — это та энергия сопротивления, без которой нет ни вдохновения, ни удовольствия.

(14)Общение с нелюбимыми нотами выработало во мне отношение к работе, делам и обязанностям, как к обеду: сначала я делаю то, что труднее всего, а на сладкое остаётся то, чего больше всего хочется. (15)В детстве я мечтала питаться одними конфетами, без всяких супов и котлет. (16)Если бы мне позволили такую диету, меня бы уже давно не было на свете. (17)А в шестнадцать лет, оказавшись один на один с неограниченным количеством шоколада, я съела его столько, что отравилась, и с тех пор я разлюбила шоколад, зато открыла для себя прекрасный вкус всевозможного несладкого.

(18)Любимые буквы тоже, оказалось, требуют усилия: они интересны, когда уводят за собой в неведомое, а потому рискованное пространство. (19)Риск тоже труд, очень непростой: решиться. (20)А когда решился — идти и идти до конечной точки длинного пути.

(21)Есть выражения «мартышкин труд» и «сизифов труд» — бессмысленный, впустую. (22)Отличить полезный, «настоящий» труд от мартышкиного просто: ощущаешь себя молодцом, завершив работу, или понимаешь, что занялся не своим делом. (23)Труд — это наши взаимоотношения с общим пространством. (24)Делая усилия, мы становимся частью этого пространства. (25)И тогда труд — суметь поставить границы своего пространства, не потратить свою жизнь на бестолковое, бессмысленное или просто чуждое нам занятие. (26)Нужно уметь правильно выбрать жизненный маршрут, но важно помнить, что любой из выбранных, даже кажущийся лёгким и простым, потребует усилий. (27)Умения трудиться.

(28)Все знают, как важно правильно выбрать приоритеты, но выбор этот нерационален: у каждого свои склонности, способности, предназначение. (29)Бывает трудно противостоять родителям, которые уже нарисовали себе будущее своих детей и настаивают на том, чтобы оно было таким, как им хочется. (30)Бывает трудно противостоять компании друзей, ведь все нуждаются не в противодействии, а в моральной поддержке. (31)Самое трудное — найти компромисс, чтобы делать то, что получается, что по душе, и при этом не ссориться с теми, кто с твоим выбором не согласен.

(32)В детстве жизнь — это цветущий сад, хотя в нём есть и крапива, и осока, но чем дальше, тем тщательнее нужно за ним ухаживать, потому что крапива разрастается и жжёт всё больнее, а цветы чахнут. (33)Каждое несделанное усилие — это розовый куст, погибший под натиском сорняков: всё, во что не вложен труд, считает себя ненужным и уходит.

(По Т.Г. Щербине*)
* Татьяна Георгиевна Щербина (род. в 1954 г.) —российская поэтесса, прозаик, эссеист и переводчик.